Кофейные истории

Книгу верните на полку. Гостей выставьте за дверь. Кажется, вам требуется не чашка кофе, а немного одиночества и покоя.

Наслаждайтесь!

Печальный опыт показывает: стоит только вздохнуть с облегчением и сказать себе, что уж теперь-то худшее позади, и можно наконец-то вкусить покоя и безделья, как водоворот событий закручивается с новой силой и грозит утянуть на дно морское. И неважно, заявляете вы это на городской площади перед толпой зевак или тихо шепчете, отходя ко сну: судьба услышит, запомнит и откликнется по-женски изобретательно.

Целую неделю в феврале, после памятного дня рождения, я наслаждалась размеренным течением жизни. Корзины с фиалками благоухали у меня в спальне и в кабинете, постепенно увядая. Помнится, увидев изукрашенную цветами комнату, Клэр схватился за сердце, а затем два дня изображал смертельно больного, но стойкого и благородного джентльмена с неизменно скорбным и сумрачным челом. А Лайзо ни с того ни с сего стал вдруг немного прихрамывать, а на мои осторожные расспросы ответил загадочно:

– Иногда нужно поддаться и открыть спину, чтобы не сделать своим врагом достойного, в общем-то, человека.

– Мы ведь говорили о лодыжке, не о спине?

– Скорее, о родственных связях, – усмехнулся он.

И, конечно, очень бы хотелось продолжить разговор и между делом поинтересоваться, не подрались ли они, как мальчишки… Но такое проявление безудержного любопытства, увы, было бы недостойно леди.

Второй удар и вовсе пришёл с неожиданной стороны – от человека прочнее камня, надёжнее крепостной стены. В последний понедельник февраля ко мне в кабинет постучалась Паола Мариани. Я сразу заподозрила неладное: она была одета непривычно нарядно, в юбку цвета охры с пыльно-зелёным жакетом; серёжки с тёмным, в тон глазам, янтарём покачивались при каждом движении. Лицо, впрочем, оставалось спокойным, и лишь некоторая насторожённость выдавала черты давно уже забытого и похороненного «мистера Бьянки».

– Леди Виржиния, перейду сразу к делу, – произнесла она, глядя прямо, будто бы даже с вызовом. – Я бы хотела ненадолго вернуться в Романию и навестить своих родителей. На поездку уйдёт не больше месяца, и к концу марта я вернусь.

На самом деле, известие не стало неожиданностью. Паола обмолвилась о примирении с семьёй на следующее утро после того, как «Человек судьбы» обрёл дом под крышей особняка на Спэрроу-плейс. Но затем она, казалось, позабыла о своём желании и ни разу не упоминала о нём даже вскользь. И вот теперь, спустя почти три недели заговорила вновь – и так уверенно! Словно и не просила у меня позволения, а ставила в известность.

Тем не менее, я не подала виду, что растерялась, и кивнула:

– Думаю, это правильное решение. Если вам понадобится какое-либо содействие – обращайтесь, не раздумывая.

Моё искреннее предложение почему-то её развеселило.

– Нет нужды, – улыбнулась Паола. – У меня уже есть билеты на паром, а на материке я пересяду на поезд. Маркиз Рокпорт был очень добр; он опередил вас и чуть раньше протянул руку помощи.

Я предпочла не заострять внимание на последних словах. Разумеется, мне было прекрасно известно, что Паола Мариани в некотором роде работает на дядю Рэйвена и держит его в курсе моих дел. Но до тех пор, пока она не переступала незримую черту и деликатно отворачивалась, когда я совершала какой-нибудь рискованный поступок, не совсем подобающий моему положению и воспитанию, мы ладили – и даже больше, пожалуй, мы стали подругами. Маркиз, в свою очередь, явно ценил её высоко… Но всё же его поступок меня удивил – это несколько выходило за рамки обычной деловой любезности.

Итак, Паола покинула Бромли – пусть ненадолго, но столь стремительно, что отъезд несколько походил на бегство. А я, сама того не ведая, осталась наедине с катастрофой – точнее, с тремя катастрофами, ибо в отсутствие гувернантки Лиам в первые же дни наглотался невиданной с приютских времён свободы и совершенно отбился от рук, а мальчики Андервуд-Черри подражали ему во всём. Дядя Клэр, так и не позабывший фиалки в спальне, временно устранился от воспитания маленьких разбойников и благородно предоставил мне возможность метаться между кофейней и домом, выслушивая стенания прислуги и пытаясь спасти от надругательств широкие перила, бархатные портьеры – и вазы, привезённые ещё леди Милдред со всех концов света…

Казалось бы, что может грозить перилам? Но оставьте наедине с ними трёх сорванцов, кастрюлю с тягучим коричневым сиропом и две ложки – и результат вас удивит. Именно тогда я и услышала впервые, как робкая Юджиния повышает голос. Мальчиков это также глубоко поразило; впечатлений хватило на три дня, а затем на особняк обрушилось внезапное увлечение театром, и портьеры для голубой гостиной пришлось шить заново. 

Потом пришли действительно дурные вести, и шалости были позабыты.

Пятого марта – я запомнила день удивительно отчётливо, точно расписав его в воображаемом дневнике по часам – умерла миссис Хат.