Кофейные истории

А сейчас… сейчас я говорю о поцелуях, но думаю вовсе не о пышно завитых седых волосах сэра Иствина. Что-то ускользает от моего разума, но бабушка – если это и вправду она – смотрит на меня и понимает, кажется, абсолютно все, даже то, что я сама не знаю. Губы ее недовольно поджимаются. Темные пятна на месте глаз становятся еще чернее.

– Поклонники… У тебя всегда будут поклонники, Гинни. Но тебе придется хорошенько подумать, чтобы различить тех, кому нужна графиня, наследница состояния, и тех, кто видит перед собою лишь Виржинию-Энн. Лжецы так сладко поют, Гинни…

На меня накатывают смутные воспоминания, полуоформленные образы – колдовская зелень глаз, взгляд прямой и открытый, улыбчивые губы, мимолетное прикосновение горячих пальцев к лицу.

– Лжецы?

– Иногда и отраву наливают в сверкающие сосуды. Пригубишь – и окажешься во власти злого рока. Гинни, Гинни, как уберечь тебя? Что сказать и сделать?

Речи Милдред становятся неразборчивей. Теперь уже все ее лицо – сплошное туманное пятно, из которого льются слова. Мне жутко смотреть на такое, и я отворачиваюсь. По коже пробегает волна мурашек, и почти тут же сырой ветер захлестывает меня порывом, точно бьет наотмашь рукавом по лицу. Я щурюсь. Слезы холодят уголки глаз.

Восточный край неба клубится густой черной пеленой с ярко-белыми, тонкими отсверками молний. Это тоже жутко… но далеко. Можно пока смотреть.

– Гроза идет, – ровно произносит леди Милдред.

Это сон. Просто сон. Но он оказывается вещим.

Все четыре следующих дня шел проливной дождь; Бромли выстыл, как бедняцкая каморка, где сырые сквозняки уныло гуляют между каменных стен. Вечером с Эйвона выползали белесоватые клубы тумана и пышной шапкой укрывали город. К полудню тусклое солнце немного рассеивало густую пелену, и можно было даже разглядеть неясные силуэты прохожих на другой стороне дороги. Впрочем, люди вообще встречались нечасто – кто захочет лишний раз оставлять домашний уют в такую погоду! Автомобили и кэбы тоже почти исчезли, и только омнибусы, как и прежде, грохоча, раскатывали по мощеным улицам.

Впрочем, «Старое гнездо» не могло пожаловаться на отсутствие посетителей. И если на прошлой неделе необыкновенным спросом пользовались прохладительные напитки, то в последние дни гости чаще всего просили горячий и сладкий кофе с молоком, а редкие ценители вспоминали о черном, с солью и перцем. Дважды забегал Эллис, прямо со служебного входа – перехватывал что-нибудь съедобное, коротко отчитывался о ходе расследования – и вновь убегал, давая Георгу повод повторить излюбленную фразу: «Мистер Норманн непременно беду к нам приведет, леди Виржиния!» Сомневаюсь, что Эллису было дело этих слов, ведь на него «повесили», как он выразился, еще одно дело – об убийстве в доме зажиточного фабриканта.

«Виновата его дочь, Виржиния, но попробуй это докажи! Хитрая, как лиса», – досадливо качал головой детектив, прихлебывая горячий шоколад.

Словом, наше расследование замедлилось, если не сказать остановилось.

Что же касается Эрвина Калле, то он не появлялся вовсе. Лайзо в ответ на мои вопросы только устало разводил руками: «Рисует, как околдованный». Зная нрав художника и его увлеченность своей работой, я не слишком беспокоилась.