Читаем Кофемолка полностью

Помимо языковых тканей мешают и культурные — в данном случае назойливые реалии Нью-Йорка. Герои «Ground Up» обитают в крайне конкретном месте (Манхэттен) и времени (2006–2007), и многие адреса откровенно рассчитаны на ухмылку узнавания со стороны читателя. Здесь стоит, наверное, упомянуть, что в книге выдуманные места беспорядочно смешаны с настоящими. На Нижнем Ист-Сайде нет улицы Фуллертон-стрит, например, но есть все ее соседи; судя по описанию, она находится, как перрон 9 3/4 в «Гарри Поттере» и седьмой с половиной этаж в «Быть Джоном Малковичем», между Ладлоу-стрит и Эссекс-стрит. Нет молекулярного ресторана «ЧБСБ», но есть похожий на него WD-50. (В русском эквиваленте подобный ресторан назывался бы «Варвара» или «Барбур»). Нет Оксаны Баюл. Точнее, Оксана Баюл существует, но «Оксана Баюл» на этих страницах относится к ней, если мне простят шестидесятническую аллюзию, как желудочно неудовлетворенный кадавр к профессору Выбегалло. Все это, впрочем, не так важно. Такие ассоциации запрограммированы на быстрое увядание. Десятки заведений, упомянутых в тексте, уже закрылись с момента написания книги.

Я попытался частично сгладить самые острые углы при помощи излюбленного переводческого приема — поучительных сносок. Некоторые из них написаны несколько более задиристым слогом, чем тот, который предполагает традиция; зачастую в нагрузку к необходимой информации идет совершенно не обязательное авторское мнение. Это единственное место, в котором я поддался вышеупомянутому соблазну — «мой роман, что хочу, то и ворочу». Ключ к этим сноскам прост: имеет смысл представить, что они написаны не автором и не переводчиком, а рассказчиком. Не зря же Марк Шарф потратил четыре года на филологическом в Чикаго, изучая русский язык.

Михаил Идов

<p>Глава 1</p><p>Ноябрь 2006 — март 2007</p><p>Лучше быть волом</p>

Вечер бесспорно удался. Если бы это была пьеса, Нина удостоилась бы овации. В какой-то степени это и была пьеса: мы поставили небольшое представление — камерный спектакль с самими собой в ролях супругов, чрезвычайно похожих на нас, но с парой существенных отличий. Наши герои жили в более опрятной квартире, лучше одевались дома, охотнее разговаривали о фигурном катании, утруждались размещением еды на тарелках в элегантные конфигурации, прежде чем умять ее, и (здесь я буду до жестокости честен, дабы задать верный тон на всю длину этого тощего томика) чуть сильнее друг друга любили.

На самом же деле всего парой часов ранее мы с Ниной не на шутку поссорились. Скандал вспыхнул на кухне за сорок минут до назначенного открытия кормушки, восьми вечера — рубежа, к которому, учитывая назойливую пунктуальность Нининых друзей, следовало отнестись серьезно. Из-за этого склока не могла разыграться по обычному сценарию, в котором один из нас хлопал дверью и удалялся в забегаловку на углу ждать примирительного звонка за чашкой отвратного кофе. Как большинство супружеских конфликтов, это было упражнение в двусторонней эскалации: я поинтересовался у Нины, в чем причина столь явного отсутствия энтузиазма по поводу вечеринки, Нина сказала — ни в чем, я сказал, что не слепой, она сказала, что не глухая, попросила завязать тему и отвязаться, я привязался к «отвязаться» и так далее. К моменту, когда мы перевалили за крещендо и сошли на злобное шипение («Это твоя квартира, ты в ней и оставайся. Я пойду спать в мотель, мне все равно»), было 19:40 и мы оба понимали, что предстоит спринт к согласию. Работая в два языка, мы умудрились зацепить миролюбивую ноту за считанные секунды до первого звонка в дверь.

Мы с Ниной редко принимали гостей. Наши круги общения напоминали олимпийские кольца: их было пять и они едва касались друг друга. В друзьях у меня ходили такие же, как я, аспиранты-неудачники, такие же журналисты на одну шестнадцатую ставки и Вик. Вокруг Нины крутилась ужасная смесь из обожателей-юристов, с которыми она общалась из профессионального noblesse oblige, и концептуальных художников, с которыми она сдружилась за счет своих неуверенных попыток коллекционирования и к чьим рядам втайне мечтала примкнуть. Запустить всех этих людей в одну трехкомнатную квартиру представлялось задачей сродни детской русской головоломке про лодочника, перевозящего с берега на берег волка, козу и капусту. (Ответ: коза, вернуться порожним, волк, вернуться с козой, капуста, вернуться порожним, коза.) Не успеешь оглянуться, как аспиранты стебут юристов, которые свысока фыркают на журналистов, которые завидуют концептуалистам, которые жалеют Вика. Все жалели Вика, тридцатидвухлетнего музыканта без определенных перспектив и, к возрастающему неудобству обеих сторон, моего лучшего друга со школьных времен.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Огни в долине
Огни в долине

Дементьев Анатолий Иванович родился в 1921 году в г. Троицке. По окончании школы был призван в Советскую Армию. После демобилизации работал в газете, много лет сотрудничал в «Уральских огоньках».Сейчас Анатолий Иванович — старший редактор Челябинского комитета по радиовещанию и телевидению.Первая книжка А. И. Дементьева «По следу» вышла в 1953 году. Его перу принадлежат маленькая повесть для детей «Про двух медвежат», сборник рассказов «Охота пуще неволи», «Сказки и рассказы», «Зеленый шум», повесть «Подземные Робинзоны», роман «Прииск в тайге».Книга «Огни в долине» охватывает большой отрезок времени: от конца 20-х годов до Великой Отечественной войны. Герои те же, что в романе «Прииск в тайге»: Майский, Громов, Мельникова, Плетнев и др. События произведения «Огни в долине» в основном происходят в Зареченске и Златогорске.

Анатолий Иванович Дементьев

Проза / Советская классическая проза