Когда бьет восемь склянок

Может, оттого, что я был поглощен тяжелой работой, может, из-за металлического лязга якорной цепи, но я не так быстро, как обычно, уловил посторонний звук. Дважды мне почудился женский голос вдалеке, и оба раза я счел, что слышу крики пирующих с одной из маленьких яхт, что стояли в заливе. Только компьютер мог бы подсчитать, сколько галлонов джина выпивается на всех британских якорных стоянках после захода солнца. Но потом я услышал голос снова, на этот раз ближе. Самый отчаянный крик, какой услышишь во время этих вечеринок, — это когда прольют джин; в этом же крике звучало неподдельное отчаяние. Я включил палубные огни, и голос смолк. Сам не знаю, каким образом у меня в руке оказался «Лилипут».

— Помогите! — Голос звучал тихо, но отчаянно. — Ради бога, помогите.

Голос доносился с воды, по левому борту. Я бесшумно перебрался на корму и замер. Я помнил о Ханслетте, у меня не было желания помогать кому-либо, пока я не удостоверюсь, что кричат не с резиновой лодки, лодки с пассажирами, вооруженными пулеметами. Одно слово, один предательский луч света, семь фунтов давления на спусковой крючок и Калверт отправится к праотцам, если только они признают своим потомком такого простофилю.

— Пожалуйста! Пожалуйста, помогите мне! Прошу вас!

Я помог. Не столько потому, что отчаяние в ее голосе было искренним, сколько потому, что узнал голос Шарлотты Скурос.

Я протиснулся между шпигатами и нижней цепью ограждения, наклонился до самой воды и спросил:

— Леди Скурос?

— Да-да, это я. Слава богу, слава богу! — Голос ее звучал так, словно она нахлебалась воды в задыхается.

— Тут по борту идут кранцы из автопокрышек, хватайтесь за них. Секунду или две спустя она сказала:

— Я держусь за них.

— Сможете подтянуться сами? Послышались всплески и прерывистое дыхание.

— Нет, я не смогу.

— Ничего, погодите. Я повернулся и пошел за дядюшкой Артуром, но он был рядом.

— Здесь в воде леди Скурос, — сказал я ему на ухо. — Это может быть ловушкой. Хотя я так и не думаю. Но если увидите свет, стреляйте по нему сразу.

Он ничего не сказал, но я заметил, как рука его сразу полезла в карман за люгером. Я перелез через ограждение и спустился, встав на нижнюю часть покрышки. Согнувшись, я поймал ее руку.

Шарлотта Скурос отнюдь не была невесомой полупрозрачной нимфой — это была зрелая женщина и весила соответственно возрасту, да и я уже не так крепко стоял на ногах, как, скажем, сорок восемь часов назад, однако с помощью дядюшка Артура я смог втащить ее на палубу. Между нами говоря, мы буквально волоком втащили ее в салон и уложили на кушетку. Я подложил диванную подушку ей под голову и при этом хорошенько разглядел ее. Да... никогда бы не поместили ее фото на обложке. Выглядела она ужасно. Черные брюки и блузка выглядели так, словно их месяц вымачивали в море, а не всего лишь несколько минут. Длинные мокрые волосы облепили голову и шею, вся косметика расплылась и потекла по мертвенно-бледному лицу. Но ей незачем было быть привлекательной. Она и в таком виде была самой желанной женщиной, какую я когда-либо видел. Чтоб мне с ума сойти!

— Ах, дорогая леди Скурос, дорогая леди Скурос! — Дядюшка Артур вновь был в аристократической среде и спешил это показать. Он склонился над ней и безуспешно пытался вытереть ее лицо своим носовым платком. — Скажите, ради бога, что произошло? Бренди, Калверт, бренди! Да не стойте же вы. Бренди! Дядюшка Артур, видимо, вообразил, что он в баре. Я не стал его разубеждать, а заодно плеснул и себе немного.

— Если вы возьмете на себя заботу о леди Скурос, сэр, — сказал я, подавая ему стакан, — то я пойду закончу там с якорем. — Нет-нет! — Она отхлебнула бренди, проглотила его, и мне пришлось дожидаться, пока она не перестанет кашлять. — Они не появятся, еще по меньшей мере два часа. Я знаю. Я слышала. Происходит что-то ужасное, сэр Артур. Я должна была помочь вам, должка!

— Ну, а теперь успокойтесь, леди Скурос, успокойтесь... Допейте это, леди Скурос.

— Нет, только не это! — Конечно, это не был изысканный напиток, но все-таки бренди был вполне приличный. Потом я понял, что она возражает против чего-то другого. — Только не леди Скурос. Ни за что больше! Шарлотта. Шарлотта Майнер. Просто Шарлотта. Вполне в природе женщин заботиться в первую очередь о собственных чувствах. На «Шангри-Ла» сейчас налаживают самодельную атомную бомбу, чтобы швырнуть ее к нам в иллюминатор, а она беспокоится лишь о том, чтобы ее называли Шарлоттой.

— Почему вы решили, что должны прийти нам на помощь? спросил я.

— Калверт! — Голос у дядюшки Артура был строгим. — О чем вы думаете? Леди — я имею в виду Шарлотту — еще в шоке. Дайте ей прийти в себя.