Когда боги закрывают глаза

Катя – с мокрыми волосами, только что из душа, в шелковом топе и домашних шортах – с ногами сидела на диване и в который раз с упоением смотрела «Секс в большом городе». Постаревшие, но все еще милые героини в фильме тянули одеяло каждая на себя. Катя размышляла – а вот каково это в сорок с хвостом выходить замуж за мужчину своей мечты?

Она сделала себе бананово-яблочный смузи – чем не ужин роковой красотки? И с пищеварением потом все тип-топ, бабенки из «Секса» знатоки в таких делах. Затем попыталась представить себе Серегу Мещерского в сорок с хвостом – лохматого и бородатого, уже не расстающегося с очками и нажившего солидный пивной живот.

Нет, нет, нет, никогда. Может, когда-нибудь потом… потом, совсем потом, может, и стукнет сорок лет… тогда уж… может, совсем от безысходности и одиночества…

Тут она вспомнила подружку свою Нину Картвели, вышедшую вторично замуж, за шахматиста. Так вот Нина всегда говорила, что старость им всем – всем друзьям, всей их теплой, когда-то такой сплоченной, а ныне разбросанной временем и расстоянием компании не грозит. Интересно, почему так говорила Нина? И еще вспомнила подружку Анфису – та вообще утверждала, что период от двадцати до тридцати – это целая длинная счастливая жизнь. А тридцать – это вторые двадцать, а сорок – это вторые тридцать, а пятьдесят – это третьи тридцать. И так далее, пока все совсем не закончится.

У Анфисы на все про все – своя собственная арифметика.

– Они ищут лекарство от старости, – сказала Катя, обращаясь к голым землекопам, но грозя пальцем телевизору, показывающему «Секс в большом городе». – А чего его искать-то? Тут оно.

Несмотря на полный событиями день, вечер, несмотря на усталость, спать ей совсем не хотелось. В такую ночь надо садиться в машину и ехать кататься по ночной Москве. Стряхнуть с себя весь этот морок, подозрительность, облачиться в короткое, самое сексуальное на свете платье, распустить волосы по плечам, надеть туфли на умопомрачительных шпильках и поехать в клуб.

Как там у Блока? «И медленно пройдя меж пьяными, всегда без спутников, одна, дыша духами и туманами, она…»

Катя соскочила с дивана и тут же ринулась в спальню, на туалетном столике новые духи – ну-ка, капельку…

Потом выдвинула из-под кровати встроенный ящик – там коробки, коробки, и все с новой обувью.

Эти вот туфельки на шпилечке. Надела, потянулась вся вверх, вверх – вот так, изображаем гибкую кошечку, собрала волосы руками и отпустила – пусть струятся шелковой волной.

И тут же вспомнила, как ОН зарывался лицом в ее волосы…

Не Драгоценный, не муж… если бы Драгоценный вот так вспоминался, было бы намного легче все это переносить, хранить в себе так долго.

ПОДИТЕ ВЫ ВСЕ К ЧЕРТУ! Я САМА…

Звонок на мобильный.

Нет, нет, нет чудес на белом свете.

Звонок звонит.

Нет чудес. Давно кончились.

Звонок.

А вдруг?

– Алло!

– Екатерина, не спишь еще?

– Федор Матвеевич?

– Мигом одевайся и спускайся, я в машине у твоего подъезда.

– Но, Федор Матвеевич…

Катя озадаченно глядела в зеркало. Пое-е-е-дем, красо-о-о-отка, кататься, давно я тебя поджидал…

С тех пор как старику Гущину при задержании в сердце угодила пуля, м-да… в сердце, прикрытое бронежилетом… с тех пор, как после этого он признал наличие у него второй семьи и взрослого сына… старика просто не узнать!

– Три минуты на сборы тебе даю, я сам не хотел ехать – в гробу я видел Ховринский отдел, и этот хлыщ Долгов мне никакой не указ, но там дело серьезное – дочь вице-губернатора пострадала, ты понимаешь? Хоть Ховрино – это Москва, но к нам уже тоже звонки идут просто лавиной. Телевизионщики уже пронюхали, журналисты. Кто-то информацию в СМИ слил. Ты мне там нужна как официальный представитель нашей пресс-службы!

– Федор Матвеевич, я сейчас, только оденусь, – Катя ничего не понимала.

Черт, они ведь подняты по тревоге! Что произошло?!

Она напялила джинсы, прямо на шелковый топ натянула худи с капюшоном, схватила сумку, где всегда полный набор репортерский, ключи, сунула ноги в…

Лишь в лифте она поняла, что на ней новые дорогущие туфли на шпильке – те самые.

Полковник Гущин сидел в служебной машине вместе с шофером.

И они втроем покатили по ночной Москве в Ховрино. Район столицы для Кати малознакомый.

А вот полковник Гущин Ховрино знал хорошо, так как оно граничило с подмосковными Химками – с Левым берегом, и если что случалось там, оба подразделения работали сообща. Гущин по дороге строил планы: мол, во первых строках сразу к начальнику, его тоже вызвали по тревоге.

Но когда они добрались до здания ховринской полиции, все планы Гущина рухнули.

Двор перед зданием, несмотря на поздний час, забит машинами. Катя насчитала сразу пять (!) автобусов телеканалов, толпа журналистов буквально штурмовала двери.

Они попытались пробиться внутрь – куда там! Телевизионщики с аппаратурой наперевес ломились внутрь, нещадно толкаясь, вздымая над головами, как пики, микрофоны на шестах, окутанные мохнатыми шерстяными чехлами.