Когда боги закрывают глаза

– Мои дважды ездили на Автозаводскую к Лыкову на тот адрес, что он тебе дал, в квартире никого нет. Что ж, он полярник, за зимовки деньги накопил, может в любом отеле жить или квартиру снять, – сказал Гущин.

Но Катя перебила его – нет-нет, Федор Матвеевич, речь сейчас не о Лыкове, который взлетел на вертолете, а потом как в воду канул. Речь сейчас совсем о другом.

Гущин слушал ее молча. За последние несколько дней он уже ничему не удивлялся.

Когда появился Август Долгов, а за ним и Ева Ершова – она снова позвонила с КПП – не могу найти пропуск в сумке, проведите меня (Гущин сам лично спустился за ней в вестибюль)… так вот, когда они все собрались в кабинете, Гущин сказал:

– Поезжайте-ка вы, ребята, поговорить с одним свидетелем. Мещерский его фамилия. Нет-нет, не о Лыкове, его-то мы как раз ищем. Тут дела большей давности. Вот, Екатерина вас туда проводит.

– А вы, Федор Матвеевич, не с нами? – спросила Катя.

– У меня совещание у начальника главка, а потом я поеду к экспертам. В конце-то концов, надо и наше ЭКУ послушать, какие они выводы сделали по всем представленным им уликам.

Внедорожник Августа Долгова, припаркованный на углу Никитского переулка напротив Зоологического музея, Катя, когда они вышли из главка, узнала сразу.

Вот и вчера, покинув бар «Гнездо» в Газетном, Август предупредительно распахнул перед ними двери своей машины. Но Катя отказалась – нет, спасибо, я сама доберусь домой. Надо же дать шанс человеку, который только что фактически за всеми этими серьезными обсуждениями признался в сердечной симпатии к своей коллеге-очкарику.

Но Ева ехать с Долговым тоже отказалась.

– Мне надо зайти к тете, я ей обещала.

– Я вас отвезу, Ева.

– Так вот же ее дом, – Ершова указала на голубое здание, составляющее одно целое с Зоологическим музеем, как раз напротив ГУВД. – Квартиры профессоров университета на втором этаже, у нее и отец был профессор биологии, и муж тоже.

И вот сейчас по дороге на Яузу к Сереге Мещерскому Катя поглядывала на эту парочку – Август, видно, не забывший вчерашний «отлуп», с Евой почти не разговаривал, рулил молча. А она сидела рядом с ним на пассажирском сиденье, прижав свою бездонную сумку к груди. Катя поклясться была готова – за все эти дни совместной работы Ева впервые надушилась. В салоне витал аромат Шанель № 19.

Катя, устроившаяся, как барыня, сзади, снова чувствовала себя бесконечно лишней, но они все же ехали не развлекаться, а по серьезному делу, и все эти личные приколы, в общем-то такие забавные, не должны их отвлекать…

Вот только от какой такой проблемы не должны их отвлекать…

С дороги Катя позвонила Мещерскому. Оказалось – он только что проснулся, чувствует себя уже лучше.

Он открыл им дверь в майке и мятых шортах, в бороде – крошки. Эта квартирка на реке Яузе, когда-то такая славная, родная. Катя оглядывала знакомые декорации. Давно она не была в гостях у Сереги Мещерского.

С его слов известно, что, вернувшись из путешествий, он почти каждый раз перекрашивает свой коридор в новый цвет. А стены… стены все по-прежнему в обоях с географическими картами. Только если раньше лепились настоящие карты, купленные в магазине канцтоваров, то теперь – модные английские флизелиновые обои с рисунком в виде средневековых морских карт.

И еще эти африканские тамтамы на полу в роли табуреток. Катя представила себе, как по утрам, пробудившись в своей холостяцкой берлоге, Мещерский вскакивает и лупит в этот африканский барабан, отплясывая ритуальный танец вместо зарядки. С кем поведешься – от того и наберешься.

– Славная квартирка, – объявил Август Долгов.

Катя представила: а это, Сережечка, мои коллеги по тому делу, о котором ты знаешь.

– Здравствуйте, располагайтесь, я сейчас кофе сварю, – сказал Мещерский.

– Очень даже славная квартирка, – повторил Август, усаживаясь на тамтам, поджимая под себя свои длинные журавлиные ноги.

– Как ты себя чувствуешь, ты мне скажи? – Катя следом за Мещерским пошла на кухню.

– Все нормально вроде, но… что же мне Ванька такого дал… знаешь, я вчера места себе не находил, – Мещерский гремел железными банками в кухонном шкафу. – Наркотик, что ли… и даже сейчас я только об этом и думаю.

– О чем?

– Ну, если бы у меня это было, ну хоть немножко, мне бы сразу стало легче.

Катя с тревогой посмотрела на его осунувшееся, землистое лицо.

– Ева, пожалуйста, подойдите сюда на минутку, – попросила она.

Ева зашла в кухню.

– Вы, конечно, не врач, но все же вы биолог, пожалуйста, посмотрите… что у него со зрачками такое? Сережа, повернись к окну.

Ева смотрела на маленького Мещерского.

– Лыков ему что-то подсыпал, он до сих пор оправиться не может. – Катя бесцеремонно ухватила Мещерского за щеки, чуть ли не за бороду, повернула к свету.

– Реакция на опий, – сказала Ева.

– На опий?

– Настойка опия, у вас галлюцинаций не было, Сережа?

– Н-нет, но я весь какой-то отшибленный.

– У вас небольшая ломка. Дело обычное.

– Ломка?! – Катя испугалась. – Но он же…

– Ничего-ничего, это пройдет, вы ведь не наркоман, Сережа.

Мещерский затряс головой – нет!

– Интересно, где это Лыков достал настойку опия? – спросил он.