“Я ведь только недавно держала тебя на руках в роддоме. Ты был таким смешным, лысеньким и хрупким. Ты только и мог, что плакать. Я помню, как ты постоянно плакал, не давая мне спать, но стоило только поднять тебя на ручки, прижать к груди и начать гладить по головке, как ты успокаивался”
Волосы такие мягкие, но в тоже время колючие, дыхание быстрое, но тёплое.
“Он не дрожит. Как хорошо, он не понимает, для него это всего лишь игр…”
Дверь шкафа резко открылась, обнажив глазам нечто ужасное и зелёное. Оно улыбается, демонстрируя острые зубы.
— Мха-ма.
— Он нашёл нас?
Проговорил тихо Арнольд, всё ещё уткнув лицо в мою грудь, он хотел поднять голову и обернуться, но я не дала это сделать.
— Н-ннет.
Его огромные глаза, покрытые красными венами, смотрят на меня не моргая. Его шея устрашающе наклонилась в бок.
— Ма-ма?
Послушайте меня
— Цмямц-цмяяцммм…
Запах рыбы дразнит ноздри, а масло обволакивает рот, стекая медленно в горло.
— Спокойней, Хильда, она не уплывёт.
Не обращая внимания на ехидное замечание курящего парня, я закидываю очередную селёдку в рот, яростно пережёвывая до боли в зубах. Не чувствую вкус, но тело дрожит от приятного ощущения.
В желудке так тепло, словно в старом доме зимой развели костёр.
— Ваткнись.
— Хвхххх. Ну ладно, молчу.
Вновь, понюхав какую та ткань, сжатую в кулаке, он спрятал её в карман. Сколько бы я не допытывалась о ней, он отнекивается, так что мне остаётся только гадать. Хотя я смутно догадываюсь, что это за ткань, но лучше бы я ошибалась.
— Хаааа, как же вкусно.
— Ты хоть вкус чувствуешь?
— Закройся, я об общем состоянии тела. Как же приятно всё-таки есть.
— И не говори.
— Что ты так расщедрился? Больше месяца пичкал жемчужинами, а сейчас вдруг ни с того ни с сего такой подарок?
“Неужели, что-то подсыпал? Да нет, банка была закрыта, да и зачем это ему? Хотя кто его знает”
— А ты как думаешь?
— Мммм, неужели я делаю успехи?
Приложив большой палец, вымазанный в масле, к грязному подбородку, я посмотрела слегка вверх, будто бы ища ответ. Не знаю почему, но так мне стало легче думать. Все лишние мысли, как и эмоции будто бы отключаются.
— Да, Хильда. Ты сделала большие успехи. Скоро уже выйдешь отсюда.
— Выйду?
Улыбка изобразилась на лице. Улыбка радости и триумфа, но видимо мне так показалось, потому что Лоран спросил.
— Страшно?
“Да”
Будто бы с запозданием я поняла это. Сердце сжалось, словно при испуге, лишь от одной мысли, что мне придётся покинуть это место. Место, к которому я привыкла, в котором чувствую такую безопасность. Здесь мне не нужно беспокоиться не о других не даже о самой себе.
Конечно, есть что ещё можно улучшить. Допустим избавится от этих цепей в них не так удобно, как хотелось бы, сделать по теплее, да и мыться хотя бы раз в неделю и есть по больше, но, а так это гораздо лучше, чем выйти отсюда туда. Рисковать жизнью, просто потому что иначе не выжить или же выжить, но жить так, что даже врагу не пожелаешь.
“Да и там могут быть они”
Я кивнула. Лоран же так на меня посмотрел, будто бы и в правду понял даже больше, чем я сама.
— Думаешь они там?
“Как он только понял? Он что читает мысли?”
Я уже с неделю, как не вижу родителей. В какой-то момент они просто исчезли.
“Какими ублюдками они были такими и остались. Даже смерть их не изменила. Ведь люди не меняются, лишь легонько корректируют своё поведение, но не больше”
Видя постоянно родителей, я даже не желая об этом стала о них думать. За пару месяцев здесь я думала о них в десятки раз больше, чем за всю свою жизни.
И это мне кажется самым забавным.
“Насколько же глупо было бежать от этого. Я столько времени боялась взглянуть страхам в глаза, ограничивая себя. Меня даже вот эти цепи, что до крови, когда-то сдирали кожу и то меньше ограничивают, чем страх перед этими двумя отбросами. Да, теперь я могу понять их, могу понять почему они стали такими.
Отец, как и мать выросли среди отбросов, где их манера поведения кажется нормальной. Не я одна страдала от жестоких родителей. Все дети страдали, как и раньше страдали и сами родители от своих.
Я помню, как мать плакала, когда отца уволили с завода, помню лицо отца, когда он говорил это ей. Я помню отчаяние на лицах этих двух отбросов.
Они сами виноваты в своих проблемах. Так можно сказать, но это всё поверхностно. Я могу их винить во всех своих проблемах, но это лишь бегство. Бегство от себя. Тем самым я просто ограничивала себя.
Я стала заложницей собственного прошлого, закрыв себе дверь в счастливое будущее, которое так желала. Быть любимой и любить другого. Я всего этого хотела, но не могла достичь, потому что просто не отпустила прошлое.
Я пыталась взлететь, промокшими от слёз крыльями. Это глупо. Мне понадобилось двадцать лет, чтобы это понять”
В полной тишине, чувствуя присутствие другого человека, слыша его дыхание, ощущая запах выдыхаемого им табака, я с лёгкой улыбкой умиротворения, продолжаю размышлять.
“Чёртовых двадцать лет, ушло на это. Даже жалко, но я не о чём не жалею. Ведь всё это и сделало меня той, кем я являюсь. Хоть и было бы лучше узнать и понять это гораздо раньше”
— Лоран.