Когда был Ленин мумией

— Ладно — сойдет, — буркнул под нос Шери. И отчетливо, чуть ли не по слогам, произнес. — Сво-бо-да и де-мо-кра-тия!

— Ирак испытывает сильную нужду в харизматичном народном лидере, каким был для ЮАР Нельсон Мандела. Я слышал, кто-то спросил: а где Мандела? Я отвечаю: Мандела мертв, потому что Саддам убил всех Мандел, — с готовностью отозвался сидящий.

— Ага! — Шери ткнул неандертальцу в голову отверткой и что-то подкрутил. — Идем дальше. Исламский терроризм!

— Наши враги изобретательны и имеют большие возможности — и мы тоже. Они ищут способы навредить нашей стране и нашему народу — и мы тоже, — загундосил сорок второй.

— Во имя Амона да заткни этого идиота, — с досадой процедил Эхнатон. — Механизм вышел из строя, его уже не починить.

— Я только хочу… — начал было Шери.

— Я хочу, чтобы вы поприветствовали Кэрен, она такая же простая техасская девушка, как и я, — энергично встрял неандерталец.

Взяв молоток, Эхнатон вторично обрушил его бедолаге на голову. Тот рухнул. Оба египтянина забегали вокруг стола, громко ругаясь, и Ленин воспользовался этим шумом, чтобы на цыпочках удалиться.

Глава 23. Сея панику над миром

Однако ночь сегодня явно не задалась. Едва Ленин вынырнул из бокового коридорчика и остановился, чтобы обуться, как вдали послышалась чеканная гулкая поступь — словно в движение пришел гигантский метроном. «Патруль!» — сообразил Ильич, замерев на одной ноге.

Ах, как скверно! Что делать? Вперед было нельзя. Сбоку в любой момент могли объявиться Шери с Эхнатоном, закончившую свою возню с испорченным механизмом. Оставалось одно — отступить к камере Табии. Даже хорошо, что маг спит, можно спокойно переждать, пока обход завершится. Периодически оглядываясь и проверяя, нет ли хвоста, Ленин заспешил обратно с туфлями в руках, готовый в случае надобности пустить это самодеятельное метательное оружие в ход. В лаз он влетел уже как к себе домой и, вихрем проносясь по нему на четвереньках, мельком подумал, что благодаря этим вынужденным гимнастическим упражнениям незаметно вернул себе физическую форму времен брюссельской эмиграции.

Странное дело: из камеры Табии больше дымком не тянуло. Зато оттуда доносился самый неожиданный для погребальных мест звук — веселое журчание. Поэтому Ильич сначала осторожно просунул голову и только потом рискнул поставить на пол ногу в посеревшем от каменной пыли носке.

В помещении все разительно переменилось. Никакого дыма и в помине, наоборот, в комнате веяло прохладной свежестью, словно открыли невидимую форточку в незримый сад. Вавилонянин был уже на ногах, одет, опрятен, бодр и всецело поглощен странным занятием. С перекошенным от злости лицом маг стоял посреди помещения и справлял малую нужду на гигантскую — в полтора его роста — кучу зеленых банкнот, аккуратно перетянутых банковскими лентами. «Да это же доллары», — узнал Ленин.

— Я мочусь на тебя, зловонный хаваль! — хрипло шептал Табия, яростно поводя струей. — Пусть язвы проказы пристанут к тебе и твоему потомству навек. Пусть, усевшись однажды на дырявый ковер раздумий и засунув в свой поганый рот вонючие пальцы удивления, ты подавишься ими. Пусть все узнают, что ты сын не Ра, а ибн шармута. Пусть струпья…

Ильич демонстративно вздохнул, но Табия, занятый тем, где именно разместить ему струпья на теле врага, похоже, не услышал. «Чудит старик, — подумал Ильич. — Возраст все же сказывается. Это прескверно: хоть он и шут гороховый, но мог бы еще в нашем деле пригодиться».

Между тем Табия, так и не определившись со струпьями, в сердцах сплюнул и с неожиданной для его хилого тела силой пнул ногой денежную кучу. Ильич, прислонившись к стене, начал надевать туфли и маг обернулся на шорох.

— Ага, это ты, вождь! — торжествующе сказал он. — Хорошо, что ты вернулся. Я восстановил в уме старинный рецепт и собираюсь ответить главному шапи-кальби так, чтобы его перекосило в его смрадном саркофаге. Хочешь это видеть?

Ильич кивнул.

— Тогда садись и замри. Я буду вызывать демона паники.

— Паники? — недоуменно переспросил Ленин.

— Паники, — подтвердил Табия. — Власть шапи-кальби в мире живых держится на вере смертных в зеленые бумажки. Если пошатнуть эту веру, фараон не сможет больше влиять на тот мир.

Ленину объяснение показалось сплошной бессмыслицей, но он не стал переспрашивать, благоразумно решив сначала понаблюдать. Запахнув балахон, Табия подошел к куче долларов, взял несколько пачек, сложил их в стороне шалашиком и, щелкнув пальцами, высек несколько крупных искр. Одна из них упала на шалашик — и через секунду он уже пылал, радуя глаз праздничными желтыми, красными и синими всполохами. По камере разнесся запах жженной бумаги и типографской краски.