Когда была война (СИ)

Соня смотрела на их усталые, измождённые, перепачканные землёй лица, и ей хотелось плакать. Она считала, что война для всех одинаковая - и для тыловиков, и для фронтовиков, и для них, медработников, но сейчас понимала, как была не права, как ошибалась. Здесь, у кромки леса на берегу Волги, война оказалась совсем другой - по-настоящему страшной. Здесь над каждым стояла смерть. Здесь витал её дух - кровавый, бескомпромиссный и кровожадный. Соня искренне хотела помочь каждому, кого видела перед собой, но ничего не могла сделать. Даже поддержать словами и то не могла, потому что у самой не осталось никакой, даже самой маленькой надежды, которой она могла бы поделиться с этими измотанными бойцами.

Один из солдат, плечистый мужчина лет тридцати на вид, достал из кармана шестизарядку и патрон, и, сунув его в барабан и прокрутив ладонью, протянул Соне.

- На, - выдохнул он. - Сейчас попрут фашисты, так ты хоть одному пулю в лоб всади.

Соня покачала головой.

- Не нужно.

- А вдруг нужно, - возразил другой солдат. - Они ж всё равно сюда, уроды, приползут, а деваться нам некуда. Так хоть кого-нибудь с собой забрать.

- А почему бы не пойти и не попытаться выбить их? - сказала Соня. - Если уж всё равно умирать...

- Да не сможем, - усмехнулся солдат. - Они ж в доте, засранцы, засели. Гниды вшивые. - Он ожесточённо сплюнул и утёр рот засаленным краем ватника. - Туда идти без толку, просто расстреляют и всё. Даже добежать не успеешь.

Соня помялась, но всё же решилась спросить:

- А их из этого дота можно как-нибудь... ну, выманить? Выкурить?

Солдат снова усмехнулся, вытащил из кармана лимонку и подбросил её на ладони.

- Можно во. Гранатку в амбразуру закинуть. И хана им там всем.

- Почему же вы этого не сделали до сих пор? - удивилась Соня.

Они засмеялись - невесело и неестественно - и заговорили все разом:

- Думаешь, не пробовали? Зря только ребят угробили. Туда идтить - верная смерть.

- Ты, сестричка, чем воевать собралась? Дубинкой? Так и дубинки нет. А фрицы и вокруг дота расселись тоже, человек двадцать, не меньше. С кофеем и булками. Так что ждём, мож, поддержка какая прибудет.

- Авось не передохнем тут все до ентова времени.

Соня протянула к солдату руку ладонью вверх.

- Дай мне гранату, - потребовала она.

Тот недоумевающе уставился на неё.

- Сдурела?

- Дай мне гранату! - повторила Соня.

Солдаты все, как один, воззрились на неё с нескрываемым интересом. Соня поднялась на ноги и отряхнула штаны. В ней горела мрачная решимость: прорваться. Не сидеть же тут в ожидании, когда придут немцы.

- Да дай ты ей гранату, Саныч, - подал голос молчавший до сих пор солдат. - А вдруг получится у ней?

Он поднял голову и быстро глянул на Соню. Она успела увидеть в его глазах надежду - маленькую, почти незаметную, но крепкую. Крепкую оттого, что она была у него единственной. Саныч тоже встал, быстрым движением сунул гранату Соне в ладонь и в упор, открыто посмотрел на неё.

- Обращаться-то умеешь?

- Справлюсь, - уверенно ответила Соня.

Следом за ними поднялся худой долговязый солдат с короткой густой шевелюрой и орлиным носом с горбинкой. В чертах его лица неуловимо угадывалось что-то грузинское, тёмные глаза сверкали двумя агатами. Он нахлобучил на голову потёртую грязную пилотку.

- Я с тобой пойду. Только командиру доложу.

Майор не стал его даже слушать, только устало махнул рукой и снова повернулся к связисту. На полу спал Худокосов, а рядом сидела Зоя. Она медленно перекрестила Соню, сложив вместе три пальца, когда та показала ей зажатую в кулаке гранату, и хрипло прошептала:

- Храни тебя господь, Сонечка.

Соня взяла свой ППШ, и они, пригнувшись, двинулись вперёд по окопу. Над головой сгрудились чёрные хмурые тучи, ветер хлестал по полю кнутом, мёл позёмку, свистел в ушах.

Потом они ползли по холодному полю, метр за метром рыхля снег своими животами. Пальцы и ладони окоченели, тонкие былинки царапали лицо, но Соня упорно продолжала работать локтями. Не для того она под обстрелами пересекала Волгу, чтобы сейчас сдаться. Она никогда не сдастся. Никогда.

Наконец показались немецкие позиции. У самого края окопа стоял накрытый белой маскировочной сеткой пулемёт "Максим", а около него подпрыгивал от холода немецкий солдат. Он снова и снова отхлёбывал из исходящего паром котелка, поправлял ремешок автомата, стучал сапогом об сапог и, щурясь, смотрел вдаль. Рядом с ним, привалившись спиной к стенке окопа, сидел другой солдат и с аппетитом грыз галету.

Соня подползла к кустам и, скатившись в неглубокую ложбинку, затаилась. Солдат лёг рядом и потянул носом воздух.

- Жрут, твари, - тихо сказал он и сглотнул. - Мы сидим там с голыми жопами, а у них тут праздник живота.

- Тебя как зовут? - спросила Соня, не отрываясь от наблюдения.

- Колькой кличут, - отозвался солдат.

- Хорошо, Колька. А я Соня.

Из блиндажа вышел офицер и, заложив руки за спину, важно прошагал по окопу. Солдаты развернулись к нему и вытянулись в струнку. Он прошёл мимо, остановился чуть поодаль и взял висящий на шее бинокль.