Она села рядом с ней и принялась обтирать лицо мокрой тряпкой. Соня не сопротивлялась. У неё не было сил даже на то, что двинуться, на плечи будто навалилась тяжесть всего мира. Она безразлично смотрела прямо перед собой и никак не реагировала на Зоины слова.
***
До госпиталя оставалось уже совсем немного - чуть больше полукилометра. Соня зябко куталась в шинель и щурилась от яркого солнца. Небо снова расчистилось, засияло подобно натёртой меди, воздух стал льдистым и ломким от мороза, что нещадно щипал за щёки и уши. Каждый вдох обжигал горло холодом.
Расколотый на три части полк сумел соединиться и занять прежние позиции. Связь со штабом была восстановлена, и на помощь сто двадцатому гвардейскому мотострелковому полку была брошена артиллерия. Немцев отбросили назад, дорогу к госпиталю освободили. Они пытались прорваться к Сталинграду, но теперь путь туда был для них закрыт - благодаря Сониным действиям.
У ворот госпиталя, что до войны был деревенской школой, стояли несколько грузовиков. Раненых привозили партиями, и до них с Зоей никому не было дела. Зубы непроизвольно отстукивали чечётку, глаза закрывались от усталости. Рана нестерпимо ныла, но Соня пыталась не обращать на это внимания. Ею владела опустошённость - она вдруг стала другой, все прежние представления о жизни стремительно разрушились и обратились в прах, и она поняла, что совсем ничего не знала. Она просто думала, что знает. И эти резкие изменения вдруг вырвали все чувства, мысли, взгляды - всё, что у неё было раньше, и она никак не могла собрать мысли в единое целое.
У неприметного входа в госпиталь они остановились. Старая скрипучая дверь обледенела, проржавевшие петли поворачивались туго и неохотно. Зоя поднялась по двум широким плоским ступеням и отворила деревянную створку, а Соня обхватила Лемишева, закинула его руку себе на шею и попыталась поднять на ноги. Голова закружилась.
Капитан вдруг открыл глаза и посмотрел на неё - ясным, но отстранённым взглядом, с видимыми усилиями встал на ноги и сделал короткий шаг вперёд. Сапоги заскользили по ледяной корке, что сплошь покрывала маленький квадратный дворик перед входом, и он тяжело опёрся на Соню.
- Давайте, товарищ капитан, - наигранно бодро сказала она и осторожно двинулась к крыльцу. - Можете идти? Тут совсем чуть-чуть.
- Могу, - тихо отозвался он.
Его голос был хриплым, надломленным, бесцветным - как у человека, которому многое довелось пережить. Неуклюже приваливаясь на одну ногу, он заковылял вслед за Соней. Она медленно повела его вперёд, стараясь приноровиться в его шагам.
- Куда ты меня ведёшь? - спросил он. - В рай?
- Ну! - засмеялась Соня. - Какой такой ещё рай, товарищ капитан! В госпиталь веду, лечиться!
- Ты ангел? - выдохнул он.
Соня остановилась на секунду, поудобнее подхватила Лемишева рукой за талию и твёрдо ответила:
- Нет, не ангел. Санинструктор Златоумова.
В коридоре они с Зоей уложили его на носилки. Ветер проникал сквозь старые расшатанные рамы с облупившейся краской холодными струйками, под потолком болталась на цепи облезлая металлическая люстра. Остро пахло медикаментами и кровью, старый деревянный пол отзывался протяжным скрипом на каждый шаг.
"Не ангел, - думала Соня. - Почему он принял меня за ангела? Разве похожа? Хотя, кто его знает... может, и ангел".
Когда двое санитаров подняли носилки, Лемишев вдруг вцепился ей в руку холодными влажными пальцами. Ясный взгляд болотно-зелёных глаз впился в её лицо.
- Я тебя после войны найду и женюсь, - пообещал он перед тем, как его унесли.
Соня с Зоей переглянулись и одновременно прыснули со смеху.
Обратно их направили самолётами. Соне обработали рану, вытащив пулю, и зашили хирургической нитью, а на складе выдали шинель - новую, никем ещё не ношенную, с крепкими пуговицами и кожаным коричневым ремнём. Пряжка со звездой тускло сверкала в лучах ноябрьского солнца.
Лётчики посадили свои "этажерки" - самолёты У-2 - за госпиталем, на поле. Соня, на ходу натягивая шлем и специальные очки, взобралась на крыло и неуклюже залезла в тесную кабину позади кресла пилота. Тот повернулся к ней и широко улыбнулся.
- Ну что, ефрейтор? Полетаем?
- Полетаем, - улыбнулась в ответ Соня.
- От винта! - крикнул он.
Кто-то крутанул винт на носу "этажерки". Затарахтел мотор, и самолёт затрясся по полю, развернулся и, разогнавшись, оторвался от земли. У Сони перехватило дыхание. Ветер бил в лицо сильным потоком. Она смотрела вниз. Вон лес - тянется длинной полосой по берегу, уходя вдаль. А вот Волга, похожая на широкую белую дорогу. Кроны деревьев чуть покачивались, будто приветствуя их, облака нависли так низко над головой, что, казалось, их можно коснуться - стоит только протянуть руку. В душе поднималось восхищение. Соня никогда не летала на самолётах, не знала, какое ошеломляющее чувство свободы можно испытать, смотря на землю внизу. Ей хотелось раскинуть руки и расхохотаться. Всё плохое осталось там, на земле, а тут были только детский восторг и безграничная радость.