Нет, каждый на войне сражается за самого себя. За право просто жить так, как хочется, за синее небо над головой, за простор пшеничных полей и ширь зелёных лесов. Сражается, чтобы растить своих детей. За возможность ходить открыто и ничего не боясь.
Операция началась ровно в семь утра по московскому времени. Орешку в ней отводилась вспомогательная роль: поддержать огнём на первом этапе силы второй ударной армии. Были подготовлены пушки и гаубицы. Лиза с Промахновским почти четыре часа пролежали на позиции, не отрываясь от прицелов.
Одним из командующих "Искрой" был Жуков. И провалить её они не имели права - не только потому, что операция была разработана с особой тщательностью и вниманием, но и потому, что следил за ней лично Сталин. Стратегически важно обеспечить Ленинграду железнодорожную связь со страной, иначе потом придётся немыслимо извернуться, чтобы выбить немцев прочь. Они и без того чувствуют себя тут хозяевами. Пришла пора показать, чья на самом деле это земля.
Но полноценно поучаствовать в операции Лизе не довелось. Когда началось массовое наступление и заговорили пушки Орешка, немцы принялись яростно обороняться. На крепость обрушился шквал артиллерийских ударов, и один из осколков перебил ей плечо. Лиза почувствовала боль не сразу, только по руке, от ключицы до запястья, пробежал неприятный холодок и обхватил за шею невидимыми щупальцами. Пальцы разжались, и винтовка соскользнула на пол. Она оттянула воротник гимнастёрки, хватая ртом пропавший вдруг воздух, и глянула на своё плечо.
Кровь хлестала фонтаном. В глазах потемнело, и Лиза в панике ухватилась за выступ в стене. Тёмно-бордовые пятна быстро расползались по ткани рукава и на груди, крупные капли падали на пол и впечатывались в сковавший его тоненький слой синеватого льда красными кляксами.
- Саша... - позвала она. - Саш...
Он порывисто обернулся. Тело стало ватным, обмякло, и Лизу утянуло в чёрную пропасть. Сознание появлялось короткими проблесками. Словно сквозь плотный слой тумана она видела испуганное, побледневшее лицо Промахновского. Он бежал куда-то, неся её на руках, и хрипло, с надрывом говорил:
- Терпи, терпи, Лизонька! Терпи, моя хорошая! Почти пришли! Сейчас, Лиза!
Сильно трясло. Ей почему-то вдруг подумалось, что ещё совсем недавно она тоже тащила его, раненого, в укрытие, а теперь вот они поменялись местами. Вновь поднялась туча красной пыли и угрожающе нависла над гарнизоном. И будто раскаты грома громыхали где-то взрывы, стрекотали сухо автоматные очереди. Губы растянулись в слабой улыбке.
- Сашка...
Потом её сковала невыносимая боль. Хотелось кричать, но Лиза не могла издать ни звука - сдавило грудь, руки и ноги сковали невидимые, но прочные цепи. Из обступающей её со всех сторон пелены раздавался знакомый голос военврача, воняло нагретым спиртом и ещё чем-то непонятным, горьким. В поле зрения мерцал тусклый белый огонёк свечи. Он становился всё меньше и меньше, удалялся от неё, пока не превратился в колеблющуюся точку и не исчез совсем. Лиза порывалась встать, но не могла шевельнуть даже мизинцем. Тело перестало повиноваться ей.
Возвращение в реальность было болезненным и тяжёлым. По правой стороне груди растеклась острая ноющая боль, спину ломило, по лицу градом струился пот. Во рту пересохло, и сглотнуть никак не получалось. Лиза кое-как разлепила свинцовые веки и тут же снова смежила их - дневной свет казался нестерпимо ярким, резал глаза. Она с трудом вдохнула и отвернулась. Воздух тоже стал другим - густым, тягучим - и никак не хотел проходить в лёгкие. Каждое, даже самое малейшее движение причиняло боль, и она безжалостно впивалась в неё горячими щипцами.
Она лежала одна в медчасти. Снаружи, за тяжёлой кованой дверью, царила тишина, в узкое окошко протискивались лучи холодного солнца. Лиза снова открыла глаза и увидела кусок удивительно синего для зимы неба, на котором висели похожие на рваную вату облака. В голове отчаянно гудело.
Заглянул Промахновский.
- Лизок! - обрадованно воскликнул он, увидев, что она пришла в себя. - Слава богу!
Она слабо улыбнулась ему и поманила к себе здоровой рукой. Он вошёл и сел на край койки, взяв её руку в обе ладони. Глаза светились облегчением и счастьем.
- Двое суток почти провалялась. Я испугался.
- Ну, я же танк с прицелом, - напомнила ему Лиза и тихо засмеялась. - Как операция прошла?
Промахновский поправил одеяло, нежно погладил её по волосам. Лизу тошнило, боль скручивала мышцы жгутом, и её хотелось снова провалиться в спасительную бездну без сновидений. Рука будто горела в огне.
- Хорошо прошла, - ответил он. - Сбежали немцы, блокада прорвана. Уже поезда в Ленинград пошли. Потерь среди гарнизона у нас нет. - И, чуть подумав, с улыбкой добавил: - Из двести пятнадцатого телеграфировали. "Спасибо за огонёк" передали. Мы им крепко на переправе помогли.
- Значит, на пятёрку, - обрадовалась Лиза.
- Ага, - подтвердил Промахновский. - Говорят, всем ордена выдадут. Красного Знамени Ну, или если не их, то Кутузова уж точно дадут.