Когда домом правит зоопарк

Вообще у Марты было три категории людей, которых она не любила всеми «швабрами души»: гастарбайтеры, посетители мест не столь отдаленных и… милиционеры. Из всего муравейника людского она безошибочно определяла именно их. И дальше с ней происходило мгновенное преображение из добродушной и почти улыбающейся собачатины в монстра с пеной у клыков: глаза закрывала пелена, шерсть становилась дыбом так, что Марта даже зрительно увеличивалась в своих и так немалых объемах. А уж удержать ее становилось задачей, посильной Гераклу, не меньше. Если брат еще мог сдержать ее порывы, то мы с папой и мамой, как правило, долетали до ближайшего чего-либо крепко вкопанного или давно и хорошо вросшего, вцеплялись и ждали, когда предмет внезапной страстной реакции успешно дематериализуется. Сложнее было в автомобильных путешествиях. Каждый пост ГИБДД привлекал пристальное внимание и был со всей тщательностью облаян. А по дороге их мно-о-о-ого. Заткнуть же пасть этой собаке Баскервилей никак не представлялось возможным. Был, правда, единственный плюс от такой нелюбви к представителям закона. При внезапной проверке документов общаться в маленькую щелку господам милиционерам было неудобно, а открыть побольше мы не могли, потому что собака даже из багажника джипа в момент обнаружения цели наводилась как лучшая зенитная установка и оказывалась уже на коленях водителя, развешивая слюни, скрежеща зубами, в промежутках между «р-р-р-рыр-р-р-гав-ф», хороня под своим телом остатки надежды хоть что-то сдавленно хрюкнуть. Как правило, психически не подготовленные инспекторы сразу шарахались от нас, чуть ли не осеняя себя крестным знамением.

В поездках с папой Марта присутствовала почти постоянно – для общесемейного спокойствия. Связано это было с тем, что папа, как человек, довольно поздно севший за руль, водил неуверенно и часто, встав в один ряд, наиболее свободный – левый, мог не заметить сзади низколетящего пилота с повышенным борзометром на акселераторе. Минимум, что получаешь, – сигнал фарами, потом сигнал клаксоном, далее нервозность и осознание: «Вот баран, не пускает меня, такого непустяшного» перерастает в желание обогнать и дать по тормозам перед бампером «тормоза». Так вот Марта служила, как обратная доходчивая связь. Когда начинали сигналить фарами, собака включала звук и суровый неадекват. Глаза в кучу, шерсть дыбом, зубы все оголялись (и кажется, даже увеличивались в размерах, и так-то приличных), слюни развешивались по всему заднему стеклу. Все театральное действо словно сообщало: «Если не сожру, то утоплю на фиг!». Подобный ответный ход, как правило, урезонивал наиболее ударенных собственной крутизной по кумполу.

Зимой и ближе к весне для Марты было просто раздолье: она могла успешно таскать за собой неплотно прилегающий к планете груз, да еще и играть с ним, в зависимости от желания. Нападет на нее «поигрунчик»… – и вот уже мы летим по снежным полям, устраивая невообразимый по красоте слалом и рассекая неожиданные препятствия конечностями и шнобелями. Возвращались мы из таких познавательных походов порядком потрепанные, а собака с шальными глазами и чувством выполненного долга. Подобные игры прекратились только когда собака уронила то, что ронять было НЕЛЬЗЯ – Володю. Весенняя пора, настойчивое таяние и оголение всего, что может всплыть в талых и рыхлых городских снегах. Корка льда, скрытая лужами, становится конькобежной трассой повышенной сложности. Вот во все это собака и уронила братика с решимостью мазохиста… С прогулки они пришли оба неимоверно печальные и ОБА весьма уделанные. Марте, видимо, со всем старанием и на всех многочисленных конкретных примерах по пути пояснили, почему не надо валять хозяев в грязи и насколько это неаппетитно. Так что аромат канализации, исходивший от нее, заставлял ее саму от себя отворачиваться с отвращением и вселенской мукой во взоре. После такого промывания мозгов и психики наша кавказская лайка, даже катая ребенка на санках, старательно выбирала маршруты объезда на пути всех фекалий.