Когда душа любила душу

А я к концу марта впала в ступор. Не хотелось не только ничего больше читать, что имело отношение к будущей статье, но даже думать, а тем более — писать. Ничего нового не приносили и поиски работы. Кое-кто из уволенных уже устроился, ходить в центр, организованный для нас GE Plastics, стало неинтересно. Мои подруги Дина Гольдина и Эмма Попек и раньше приглашали меня в гости, а тут обе твёрдо сказали мне: «Приезжай». И я полетела к Дине в Чикаго, где походила по музеям и за пять дней поправилась на семь фунтов на харчах Дининой мамы, искуснейшей кулинарки, а оттуда на пять дней в Калифорнию к Эмме. С ней мы поехали в горы Сьерра-Невада, и я спустила почти весь набранный вес, катаясь на горных лыжах.

В день нашего возвращения было тепло и солнечно. Мы поехали по дороге вдоль озера Тахо. На остановках подходили к берегу, любовались видами, прогулялись возле потрясающей красоты Изумрудной бухты и взяли курс на север. «Ну вот, Таня, теперь смотри», — говорит Эмма и жмёт на газ. Мы мчимся вверх по узкой дороге, и вот уже далеко внизу остаётся и исчезает из виду Изумрудная бухта, расступаются и отступают деревья, и перед нами — только прямой кусок дороги, обрывающийся впереди, как стартовая площадка, а там начинается небо… Потом мы долго едем вниз. На нас находит желание петь, дурачиться, что мы и делаем. Мы перепели все студенческие и блатные песни, какие могли вспомнить. Воспроизвели кое-что из бардов, вспомнив и Катю. Когда я рассказывала потом Кате о поездке, то по её реакции поняла, как ей всё это нравится, и я пожалела, что не пригласила её поехать с нами. Она ведь в это время была недалеко, гостила в Лос-Анджелесе. Катя говорила, что не любит музеи, что в путешествиях для неё главное люди, общение.

Я знала, что она не пишет в последнее время. Она объясняла это тем, что ей нужно быть одной, чтобы писать, а это ей не удаётся. По-видимому, в Калифорнии у неё была возможность уединиться, потому что она сообщила, что написала новую песню:

— Я поняла, что такое хорошая песня. Это когда хочется её показать.

— О чём эта песня?

— О моём теперешнем состоянии.

Это тоже была её формула. Когда речь заходила о песнях, которых я не слышала, и я спрашивала, о чём они, Катя отвечала: «О моём тогдашнем состоянии». В марте 91-го это была «Чужбина»:

Чужие голоса, чужая речь,
И стены холодны чужого крова,
И воздух, как чужая группа крови,
В моих сосудах не умеет течь.

Забиться в угол — только нет угла,

Вокруг меня холодное пространство,
И лишь тоски вселенской постоянство,
Для коей и вселенная мала…

Она пообещала прислать мне запись.

Десятого апреля я была уже дома и за три дня написала статью, как раз ко дню рождения Кати 15 апреля. Как только я закончила, мне позвонили и предложили место заведующей лабораторией в компании, где я когда-то работала. На 15-е я заказала доставку цветов для Кати в Нью-Йорке — и угадала-угодила. Она позвонила мне: «Я всю жизнь мечтала получить корзину цветов. Мне дарили столько букетов, но всегда хотелось получить именно корзину». Она поставила цветы возле своей кровати.

Статья моя была написана по старинке, ручкой, и я хотела показать её Кате, прежде чем набирать на компьютере. Я представляла себе, что мы будем сидеть на диване, как раньше, Катя будет читать, а я буду комментировать и добавлять устно то, что не вошло в текст (хотя мне очень хотелось бы включить!), и мы будем всё это обсуждать. Я вышла на работу, а рукопись была отложена до лучших времён, которые ожидались совсем скоро: я договорилась о концерте для Кати в кафе «Лена», известной кофейне в городке Саратога-Спрингс к северу от Олбани, старейшей в США концертной площадке для фолк-музыкантов. Основала кафе в 1960-м году шведка по имени Лена. Здесь выступал в начале своей карьеры Боб Дилан и другие знаменитости. Библиотека Конгресса назвала кафе «Лена» американским сокровищем.