Когда дым застилает глаза: провокационные истории о своей любимой работе от сотрудника крематория

Внезапно мужчина, которого я до этого не замечала, начал пробираться через толпу с видеокамерой в руках, снимая всех плакальщиков. Он останавливался рядом с каждым из них и начинал взмахивать рукой, показывая, что он хочет больше, больше рыданий! При этом плакальщик издавал особенно душераздирающий крик и начинал биться о пол. Казалось, что никто не хочет выглядеть на пленке спокойным.

Семья Хуанг подошла к ритуалу в классическом смысле, сочетав верования с физическими действиями. Эндрю Ньюберг и Юджин Д’Акили, исследователи человеческого мозга из Пенсильванского университета, объяснили, что для эффективности ритуала его участники должны вовлекать «все части мозга и тела так, чтобы поведение сливалось с идеями». С помощью рыданий, стояния на коленях и скорби члены семьи Хуанг устанавливали контакт с чем-то большим, чем они сами.

Гроб с мистером Хуангом был помещен в кремационную печь, и Майк жестом показал сыну усопшего, что пора нажать на кнопку, зажигающую огонь. Это был символический жест, но полный силы.

Позже Майк сказал мне: «Ты должна разрешать им жать на кнопку. Им нравится кнопка».

Мистер Хуанг получил то, чего был лишен Джейкоб: близкий ему человек, а не чужой оператор кремационной печи в неполиткорректном платье, нажал на кнопку, которая забрала его из этого мира.

Когда дверь печи закрылась, оставив мистера Хуанга в языках пламени, в крематорий зашел Крис и поставил большую горящую свечу напротив реторты. Майк и Крис уже делали это раньше в команде. Семья Хуанг уже рыдала по усопшим. Одна я была здесь лишней.

Мистер Хуанг заставил меня задуматься о том, как бы я поступила, если бы мой отец умер. Честно говоря, я понятия не имела. Скорее всего, не все, кто присутствовал в тот день при кремации, испытывали настолько сильную тоску, какую они демонстрировали. Для некоторых из них это был скорее спектакль, чем подлинное горе. Но это было не важно: у семьи Хуанга был ритуал. Они знали, что делать, и я завидовала им из-за этого. Они знали, как плакать громче, скорбеть сильнее и подносить фрукты. Когда кто-то умирал, они действовали сообща, объединенные верованиями и обычаями.

Мой отец преподавал историю в средней школе более сорока лет. Несмотря на то, что он работал на другом конце острова, он каждый день вставал в 05:30 утра, чтобы отвезти меня в мою частную школу в Гонолулу, что занимало час, а затем еще час ехал к своей школе. И все это для того, чтобы я не ездила на автобусе. В общей сложности отец преодолел ради меня тысячи километров – как я могу просто оставить его на попечение другого человека, когда он умрет?

Набравшись опыта в крематории, я перестала мечтать о вечеринках в похоронном бюро «Красивая смерть». Я поняла, что наши отношения со смертью совсем не такие. После всего нескольких месяцев в «Вествинде» я осознала, насколько была наивна, когда представляла, что мне удастся сделать похороны веселыми. Радостные похоронные церемонии без присутствия на них мертвого тела или хотя бы реалистичных разговоров о смерти (например, я представляю, как все бы пили пунш, пока на фоне играла бы любимая рок-н-ролл группа моего отца) можно сравнить с заклеиванием огнестрельного ранения пластырем с изображением «Hello Kitty».

Нет, когда моего отца не станет, он отправится в крематорий. Не такой, как «Вествинд», а в красивый крематорий с огромными окнами, пропускающими много света. Вся церемония будет прекрасна не из-за того, что смерть на ней будет скрываться или отрицаться, а потому что смерть будет принята. Все будет проходить в таком месте, где есть особые комнаты, в которые родственники могут прийти и омыть покойного, где им будет позволено умиротворенно провести с умершим последние минуты до того, как его тело охватит пламя.

В 1913 году Джордж Бернард Шоу описал кремацию своей матери. Ее тело, лежащее в лиловом гробу, поместили в печь ногами вперед. «И внезапно он в ногах чудотворным образом вспыхнул переливчатыми лентами пламени гранатового цвета, бездымными и стремительными, – писал Шоу, – и пламя охватило весь гроб… и моя мать стала этим прекрасным огнем». Я представила, что мой отец находится в печи, что дверь ее закрывается и рокот заполняет комнату. Если я буду все еще жива, когда отца не станет, я буду рядом, наблюдая за его «прекрасным огнем». Я бы не хотела, чтобы это делал кто-то другой. Чем больше мне становилось известно о смерти и похоронной индустрии, тем больше меня страшила мысль о том, что чужой человек будет рядом с телами моих близких.

Розовый коктейль