Когда дым застилает глаза: провокационные истории о своей любимой работе от сотрудника крематория

Если вы думаете, что промывание костей приветствовалось только в далеком прошлом, вы не правы: кости играют значительную роль в похоронных ритуалах современной Японии. Во время kotsuage («сбора костей») скорбящие собираются вокруг печи для кремации, когда кости извлекают из камеры. Кости выкладывают на стол, после чего родственники берут их длинными палочками для еды и перекладывают в урну. В первую очередь они берут кости стопы, а затем продвигаются по направлению к голове. Это необходимо, чтобы усопший мог отправиться в мир мертвых на ногах.

Семьи мистера Мартинеса рядом не было: в крематории мы были с ним вдвоем. В знаменитом трактате под названием «Порнография смерти» антрополог Джеффри Горер писал: «Часто кремации отдается предпочтение, потому что она, в отличие от погребения, позволяет окончательно избавиться от усопшего». Я не была членом семьи мистера Мартинеса и не знала его при жизни, но теперь именно я проводила все ритуалы, окружавшие его смерть. Его kotsuage был осуществлен мной одной. В прошлом в каждой культуре мира посмертные ритуалы были похожи на сложный танец, исполнить который могли только обученные люди в строго определенное время. Я не чувствовала, что готова взять на себя ответственность за последние минуты этого человека, ведь у меня не было никакого опыта, не считая того, что я несколько недель управлялась с кремационной печью.

Измельчив кости мистера Мартинеса в кремуляторе, я пересыпала его прах в целлофановый пакет и завязала его проволокой. Затем я положила пакет в коричневую пластмассовую урну. В нашем бюро продавались другие, более дорогие урны, позолоченные и украшенные перламутровыми голубями, но семья мистера Мартинеса, как и большинство других семей, решила такую не покупать.

Я вбила имя мистера Мартинеса в специальный принтер для этикеток. Принтер зашумел и выплюнул ярлычок, который нужно было приклеить на его урну. Наконец я поставила урну на полку, где она вступила в ряды таких же коричневых пластмассовых солдат, которые терпеливо ждали, когда кто-нибудь придет и заберет их. Удовлетворенная выполненной работой, я вышла из крематория в 17:00, покрытая тонким слоем человеческого праха.

Глухой удар

Говорят, чтобы получить свой порно-псевдоним, нужно объединить кличку вашего первого питомца с названием улицы, на которой вы выросли. Согласно этому правилу, меня звали бы Суперфлай Пуналэи. У меня никогда не было намерения строить карьеру в порнографии, но такое имя буквально вынуждает попробовать.

Пуналэи Плэйс – это маленькая тупиковая улица в Канеохи, Гавайи, где я провела первые 18 лет жизни. Мой дом можно было в лучшем случае назвать средним, но расположение на тропическом острове в окружении горной цепи и искрящегося голубого залива компенсировало все его недостатки. Во время сезона созревания кокосов мне приходилось буквально бежать по дорожке, ведущей к дому, в противном случае мне непременно успевал упасть на голову перезрелый орех.

Тихая Пуналэи Плэйс напоминала теплую ванну, вода в которой никогда не остывала. Жизнь там годами текла без изменений: в грузовиках на зеркалах заднего вида висели игрушечные головы индейцев с торчащими перьями, в местных ресторанчиках подавали говядину-терияки на одной тарелке с итальянским салатом, а по местному радио передавали игру на укулеле[15]. Температура воздуха там редко значительно отличалась от температуры тела.

Когда мне было пять лет, мне привезли Суперфлая, плавающего в полиэтиленовом пакете с чистой водой, из зоомагазина в Коолау. Он жил у нас в столовой в голубом аквариуме с оранжевыми камнями. Мои родители дали ему такую кличку, вдохновившись одноименным хитом Кертиса Мэйфилда[16], но я сомневаюсь, что моя рыбка была как-то связана с тяжелыми временами и улицами гетто, описанными в песне.

Вскоре после того, как рыбка поселилась у нас дома, Суперфлай заболел ихтиофтириозом. Эта болезнь, вызванная паразитами, медленно убивала его. На чешуе Суперфлая появились белые точки. Его когда-то игривое плаванье сменилось безучастным перемещением по аквариуму. Через несколько недель, когда его ослепительно-золотой окрас полинял до тускло-белого, Суперфлай совсем перестал плавать. Моя мама проснулась утром и увидела его крошечный труп на поверхности воды. Не желая меня тревожить, она решила отложить первую беседу о смерти с дочерью до прихода с работы.

Днем мама усадила меня и взяла мою руку.

– Дорогая, мне нужно сказать тебе кое-что о Суперфлае.

– Что, маменька?

Скорее всего, я назвала ее «мама» или «мамочка», но в моих воспоминаниях я была очень вежливым британским ребенком с изысканными манерами.

– Суперфлай заболел и умер. Утром я увидела, что он мертв.

– Нет, мама, это не так, – настаивала я. – Суперфлай в порядке.

– Милая, мне очень жаль. Я бы хотела, чтобы он был жив, но он умер.

– Пойдем, я докажу тебе, что ты не права!

Я привела маму к аквариуму, где на поверхности воды лежала неподвижная белая рыбка.

– Смотри, Кейтлин, я его уколю, чтобы ты поняла, о чем я говорю. Хорошо?