Когда гаснет свет

На что мужчина мягко ответил:

— Спасибо. Почему вы подумали, что мне нужна помощь?

Смущение горячо разлилось по животу, щёки запылали жаром. Алёна пролепетала:

— Ну… Вы ведь… без трости.

— Дома оставил, — ответил «медведь», всё ещё не выпуская её руку. — Я в соседнем доме живу, тут всего два шага. — И тут же спросил: — Как ваша нога?

— Спасибо, уже почти… Почти прошла.

— Можно узнать, как вас зовут?

А он отнюдь не робок, подумалось Алёне. На улице с девушками знакомится. Хотя почему, собственно, он должен быть непременно угрюмым затворником и мизантропом? Аль Пачино, «Запах женщины». Да, видимо, этот образ отпечатался в сознании.

— Алёна.

— Очень приятно. Олег.

Он настоял, чтобы Алёна доехала домой на маршрутке, и она согласилась, удивляясь лёгкости, с которой она это сделала. Более того, она охотно позволила проводить себя до ближайшей остановки — благо, до неё было рукой подать. Всех опасений как не бывало, хотя уважение и некоторая робость перед медвежьей мощью Олега всё же оставались.

Прикинувшийся спящим непутёвый день хитро подсматривал за ними одним глазом. Ожидая транспорт, они разговорились, и обычно скрытная и сдержанная Алёна сказала пару слов о себе.

— Значит, магазин «Прометей», — кивнул Олег. — Знаю. Мир тесен! Я в соседнем здании работаю.

Алёна удивилась, но не показала этого. Впрочем, он и не мог видеть её лица.

— А кем вы работаете? — полюбопытствовала она.

— Психологом. Частная практика.

Недурно, с уважением отметила про себя девушка. Хотя почему все слепые должны собирать розетки и выключатели?

— А вы…

Алёна замялась, сомневаясь в тактичности своего вопроса, но Олег будто прочёл её мысли.

— Я терял зрение постепенно, с самого детства. В тринадцать я уже ничего не видел.

При этом он получил высшее образование. Но одно дело — выучиться, и совсем другое — найти работу по специальности. Инвалидам по зрению особенно непросто это сделать. Но он сделал, добился своего, и теперь не люди ему помогали, а он помогал им.

Вот ведь чудо, думала Алёна. В соседнем здании, почти в двух шагах от места её работы трудился Олег; если мир так тесен, как же они до сих пор не встречались?

— Посмотрите, это не ваша там подъехала?

Где, что подъехало?.. Мир, секунду назад суженный до размеров телефонной будки, в которой помещались только они с Олегом, вновь развернулся и обрушился на Алёну мрачной лавиной повседневности. Всё как всегда. Чёрные цифры номера, лязг разболтанной дверцы… И удаляющаяся фигура в мохнатой шапке под фонарём.

Она чуть не проехала свою остановку. Оступилась и чуть не упала, выходя из маршрутки. Проваливаясь в изрытый колёсами машин снег, брела к дому, на ходу машинально роясь в сумочке в поисках ключей.

Нет, никто ничего не заметил — ни мама, ни коллеги. Ну, задумчивая чуть больше обычного. Так она вообще по жизни — не от мира сего. На работе — ни слова лишнего, лишь стандартный набор заученных фраз. «Здравствуйте», «Вам подсказать что-то?», «Спасибо за покупку, приходите ещё». Улыбка у неё была, правда, красивая — белозубая, с ямочками на щеках. Мужчины-покупатели млели, женщины завидовали, а коллеги называли «ходячей рекламой зубной пасты». Владелец магазина Валерий Сергеевич, томно прикрывая глаза веками, спросил однажды: «Что ж ты мне-то так не улыбаешься, Алёнушка?» Он заигрывал со всеми девушками-продавцами, шутил и зубоскалил, а по Алёне, пряча улыбку, скользил взглядом рокового сердцееда. Над пряжкой его ремня нависало солидное пузцо, а плешь прикрывал «мостик» из волос. Казанова…

Зачем она жила вообще? Зачем ходила на скучную работу со скучной зарплатой, по графику четыре на два, с девяти утра до девяти вечера? Дома допоздна просиживала за компьютером, а в выходные — буквально, дни, предназначенные для выходов — никуда не выходила?

«Глаза б мои этот мир не видели», — так она думала. Он душил её, этот мир. Сжимал, как мусорный пресс. Подавлял выбросами чего-то тёмного, мёртвого, сквозь которое становилось невозможно дышать: грудь заклинивало, сердце каменело. Во время этих спазмов ноги сами сворачивали к мосту. Танатос. Безжизненное тело, как изломанная кукла, на железнодорожном полотне.

И только мысль о маме удерживала, как тонкая ниточка.

Мама не понимала. «Что за глупая хандра? — говорила она. — Нет ничего ценнее жизни!» И была, безусловно, права: Алёна признавала это и соглашалась. Но…

Мир давно сошёл с ума, он был болен. И она — тоже. Она не хотела видеть этот мир… И её глаза застелил туман.

Она поливала гренки с омлетом черносмородиновым вареньем, запивала всё это грейпфрутовым соком и нацепляла наушники. Мир исчезал, оставалась только музыка.

Потом музыка заканчивалась, и всё начиналось сначала: книги, люди, деньги. Любовь, маги, вампиры, оборотни, космооперы и, конечно же, «попаданцы» — куда ж без них. Бойкий слог, штампованные на конвейере сюжеты. И это составляло девяносто пять процентов продаж. Люди покупали и уходили от реальности, расслабляя извилины, а издательства клали денежку в карман; некоторая доля доставалась Валерию Сергеевичу, и совсем крошечную дольку получала Алёна в виде зарплаты.