— Особенно начинаешь ценить солнечный свет, когда он гаснет. Цени его сейчас. Цени то, что имеешь.
Снег налип на ресницы, тушь потекла… Плевать. Ведь он не видел этого, и ему было неважно, как она выглядит. Он никогда не увидит ранней седины, что пару месяцев назад заблестела в её волосах; это каждую ночь, отяжелев от печали, падала звезда, превращая один русый волосок на голове Алёны в серебристый. Но всё это — пустяки, потому что она была жива. Жила, дышала и ВИДЕЛА.
— Мне трудно… не в бытовом плане, нет. К жизни в темноте я уже приспособился и прекрасно обхожусь без зрения. Трудновато иногда бывает оттого, что я слишком многое чувствую… по другим каналам. Вот сейчас мы идём, и я чувствую тебя… Ты часто грустишь… Бываешь подавлена. Но сейчас — нет, сейчас тебе хорошо. И я рад этому.
Алёна улыбалась. Снегу, фонарям, светящимся окнам домов. Себе. Олегу, хотя он и не мог этого видеть. Но он должен был услышать улыбку в её голосе, когда она воскликнула:
— Ой, мы до самого моего дома уже дошли!..
И тут же сердце ёкнуло: опять расставаться?.. Олег, подняв лицо, подставлял его снегу.
— Да, — проговорил он. — Хорошо прогулялись. Погода сегодня чУдная. И не холодно, и снежок… Я люблю такую.
— И я, — вздохнула Алёна.
Олег чутко насторожился, уголки его губ дрогнули кверху.
— А чего вздыхаешь? Не грусти… Новый год скоро.
Его пальцы дотронулись до её подбородка. Она вдруг вскинула голову, осенённая идеей.
— Олег, а… А может, зайдёшь? Чаю попьём… с вареньем.
Он сверкнул зубами в улыбке.
— Варенье я люблю.
— Карлсон, — засмеялась Алёна, потрепала свисающие пушистые клапаны его ушанки и тут же сама испугалась собственной нежности. Не рано ли?..
Сказка замурлыкала, закутала её своим пушистым хвостом и прогнала страх. Алёна потянула Олега за руку:
— Пошли!
В подъезде было темно — хоть глаз выколи. Споткнувшись о порожек, Алёна проворчала:
— Ну, как обычно. Лампочки перегорели, а новые вкрутить некому.
— Держись за меня, — раздался рядом голос Олега. — Мне темнота не мешает.
Это было забавно: он шёл уверенно, ни разу не запинаясь, а она держалась за него, как за спасательный круг. Слепой вёл зрячую. Когда они миновали один лестничный марш, Алёна попросила, нащупав трость:
— Дай… попробовать?
Дурацкая просьба. Что ж её сегодня на нелепости-то всякие тянет?.. Как дитё малое! Впрочем, Олег только усмехнулся и вложил в её руку трость, даже показал, как её правильно держать. Испугавшись за него — ведь сам он шёл без трости, — Алёна через несколько ступенек вернула ему её. Ей стало не по себе.
На площадке перед дверью квартиры она сказала, смущаясь, как девчонка:
— Вообще-то, у меня мама дома… Так что если ты…
Олег с тихим смешком ответил:
— Понял. Закатал губу обратно.
Возиться с ключами в темноте не хотелось, и Алёна позвонила в дверь.
— Мам, это я…
Загремели открываемые запоры. В прихожей тоже царил сумрак, и мама ойкнула при виде огромной мужской фигуры в лохматой шапке, блестящих очках и с белой тростью.
— Всё хорошо, не бойтесь, — улыбнулась фигура.
— Мам, это Олег, — деловито представила Алёна гостя. — Олег, это моя мама, Валентина Фёдоровна. Мамуль, поставь чайник, пожалуйста…
Озадаченно поморгав, мама взяла себя в руки и хмыкнула:
— Быстрая какая… А поздороваться нам не дашь? — И обратилась к Олегу: — Здравствуйте, гость уважаемый… хоть и нежданный…
Алёна нахмурилась. Впрочем, маму можно было понять — хотя бы потому, что предупреждения о гостях не поступало. Клацнул выключатель, и прихожая перестала быть сумрачной. Олег снял шапку и поцеловал маме руку, заблестев в свете люстры аккуратно и коротко подстриженными золотисто-русыми волосами. Под дублёнкой у него оказался чёрный пиджак и белый свитер с высокой тёплой горловиной, и Алёна наконец по-настоящему оценила его фигуру. Нет, он был не медведь — скорее, барс. От него веяло такой силой, что белая тросточка и очки никак не увязывались с его общим обликом… Поэтому, усадив Олега на диван, Алёна сняла с него очки, а трость он сложил и сунул в карман.
— Ну вот… Теперь другое дело, — сказала Алёна.
Он усмехнулся.
— Теперь я не похож на… инвалида?
Девушка прикусила губу. Ну зачем огорчать сказку, повторяя дурацкие слова того, кто и мизинца Олега не стоил?.. Сказка возмущённо фыркнула и задрала хвост трубой, а Алёна расстроилась. Олег моментально это почувствовал и накрыл её руку тёплой ладонью.
— Прости… Забудем, ладно?
— Забудем, — тихо ответила Алёна. И поцеловала его в щёку.
Он, не зная, что сказать, тоже поцеловал её — в носик. Примирение состоялось, и сказка довольно заурчала.
Алёна с тревогой наблюдала за реакцией мамы. Беспокоилась она напрасно: Олег просто не мог не нравиться, и скоро мама подпала под его своеобразное — незрячее, но лучистое и светлое обаяние. Поначалу её смущал вид его странных, как бы не совсем человеческих глаз, но его улыбка с лихвой компенсировала всё. Они поужинали и выпили чаю с вареньем, побеседовали, а в половине двенадцатого Олег засобирался домой. Общественный транспорт уже не ходил никакой, и было решено вызвать такси.
— Опять грустишь, — защекотал ухо девушки тёплый голос.