В те выходные я лишилась девственности и вернулась, чувствуя себя окрыленной как путешествием, так и своим плотским опытом. Лишь позже, когда Кристофер стал жестоким, но более того, когда Козима, наконец, вытащила нас из Неаполя и от него, я поняла, какой кошмар символизировало для меня это красивое место — Сорренто.
От горя мое горло превратилось в деформированное опухшее месиво, воздух застрял в узком канале, пока я не почувствовала, что могу задохнуться.
Я потеряла так много себя, прежде чем по-настоящему узнала, кто я есть на самом деле.
Было странно оплакивать свою жизнь, но когда я сидела за пианино и изливала свою переполненную душу на клавиши, музыка сладко и ноюще звучала в ушах, я произносила короткую молитву, чтобы однажды восстановить некоторые из этих драгоценных фрагментов. Чтобы я не была такой пустой и хрупкой, готовой расколоться на острые куски, которые могут пронзить любого, кто осмелится поднять их.
Когда последние звуки движения растворились в воздухе, в комнате раздались отрывистые хлопки.
—
Я моргнула, пытаясь отвлечься от своего мечтательного самоанализа в настоящее, безумно гадая, что осужденный мафиози делает в моем доме.
Он нашел время, чтобы улыбнуться; долгое, медленное растягивание его полных губ в захватывающей сердце улыбке, от которой на его щеках образовались складки, а у больших темных глазах мелкие морщинки. Это была улыбка прирожденного чародея. Он предполагал, что это подействует на меня так же, как я была уверена, что это действовало на женщин бесчисленное количество.
Вместо этого она окатила меня холодной водой, пробудив к полному бдительному возмущению.
— Что ты делаешь в моем доме? — холодно потребовала я, вставая и идя на кухню, чтобы взять городской телефон. Я угрожающе подняла трубку. — Нужно ли мне позвонить в полицию, потому что в мой дом вторгся незваный гость?
— Конечно, — согласился он, пожимая плечами, протягивая свои массивные руки. С опозданием я заметила белый пластиковый пакет в его руке. — Но я незваный гость с подарками, и я никогда не видел, чтобы итальянка отказала красивому мужчине с едой.
Я фыркнула.
— Я не считаю себя итальянкой.
— Ах, — раздраженно сказал он тем же тоном, что мой самодовольный, всезнайка психотерапевт использовал, когда я говорила что-то, что он находил просвещающим. — Так же, как я не считаю себя британцем.
— Независимо от того, во что ты предпочитаешь верить, ты брат герцога. Полагаю, это довольно сложно игнорировать, — съязвила я, решив порезать его на куски своим колючим языком, прежде чем вышвырнуть его на улицу.
— Ты будешь удивлена, — сказал он, входя в мою кухню, будто ужинал здесь тысячу раз до этого.
Я смотрела, ошеломленная его дерзостью, как он бросил пакет с едой на мраморную стойку и начал открывать шкафчики в поисках стаканов. Обнаружив их, он вытащил из пакета бутылку итальянского Кьянти[3]
и продолжил говорить, словно продолжая суть разговора, который у нас уже был.— Маленькая птичка сказала мне, что Кьянти твое любимое вино. Обычно я предпочитаю его с хорошей пастой, но та же птичка нашептала, что ты избегаешь итальянской кухни. Так что… — он снова улыбнулся, и на его огромном лице появилась широкая улыбка. — Я принес Суши Ясака.
Боль пронзила меня с такой силой, что я вздрогнула, а затем увидела, как ухмылка Данте перекосилась на левую сторону, словно криво повешенная картина.
Это была такая мелочь, но я поняла, что именно небольшие напоминания, которые появлялись в течение дня, оставляли мне боль и усталость.
Суши Ясака было нашим местом, Дэниела и моим.
В результате я не ела там уже несколько месяцев, но небольшая часть меня тосковала по сашими из тунца, которые Данте вытащил из пакета.
— Плохие воспоминания? — спросил он так тихо, что я поняла, что отвечаю, прежде чем смогла остановиться.
— Старые воспоминания, — согласилась я, прежде чем покачать головой и вновь взглянуть на него. — Итак,
В первый раз я встретила Данте у больничной койки моей любимой Козимы. Вид такого крупного итальянца, нависшего над моей лежащей сестрой, вселил в меня такой ужас, который я не испытывала годами.
Излишне говорить, что это было не совсем удачное первое впечатление.
Данте, однако, только усмехнулся так, когда кто-то пытался заставить его взглянуть в лицо неприятной правде.
— Меня пригласили к ее постели.
Я мгновенно ощетинилась, готовая надеть броню, которую отточила за годы, когда мне приходилось доказывать свою ценность в юридической профессии как женщины и иммигранта.