Я знала, что если оглянусь, то побегу обратно к машине, брошусь на капот и никогда не оглянусь на свой дом, Нью-Йорк и жизнь, которую я кропотливо строила в течение пяти лет.
Я бы просто слепо последовала за Данте в ночи.
Дверь в мой дом распахнулась, и там стоял Бо, освещенный ореолом теплого света.
— Елена, — сказал он, так выразительно на одном слове, что я сделала пометку спросить его, как он это делает, чтобы я могла научиться.
А потом я рухнула в его распростертые объятия и бросила попытки встать.
Позади меня машина беззвучно отъехала и исчезла на улице.
Эпилог
Елена
Бо заставил меня принять душ.
Это было справедливо.
Я была вся в крови своего отца и своего любимого.
Мне следовало бы испытывать отвращение, но я лишь оцепенела, стоя под горячей струей и позволяя ей стекать по мне, розовая вода клубилась вокруг стока.
Бо ждал, когда я выйду, протягивая мне полотенце, как ребенку. Я не сказала ни слова. Он обнял меня, когда я шагнула в полотенце, покачивая меня взад и вперед в течение мгновения.
— Я не знаю, что сказать, — признался он мне на ухо, прижимая меня к себе. — Я хочу дать тебе совет, но как я могу? Незнакомец по имени Марко звонит и говорит, чтобы я был у тебя «срочно» и не пугался, что ты вся в крови. — он тяжело вздохнул, повернув меня к себе лицом. —
Лена, меня не было шесть недель, и я вернулся, чтобы обнаружить, что ты связалась с мафиози?
— Он нечто большее, — импульсивно прошептала я. — Я не могу объяснить, насколько.
Голубые глаза Бо расширились, рассматривая мое лицо. Он откинул мокрый локон волос с лба, а затем снова обнял меня.
— Хорошо, Лена.
Я вздохнула, пытаясь найти утешение в коротких, стройных руках моего друга, когда я так нуждалась во всеохватывающих объятиях другого мужчины.
— Почему бы тебе не одеться, а я приготовлю чай, хорошо? — предложил он, отстраняясь.
Он продолжал смотреть на меня, как будто я могла превратиться в пыль, если он сделает что-то не так. Я попыталась успокоить его, слегка улыбнувшись, но мне показалось, что между зубами словно треснула пластмасса.
— Конечно.
Он ушел, бросив последний взгляд через плечо.
У меня болели запястья и лодыжки, рассеченные на ровные полосы. Я достала антибиотическую мазь и с шипением обработала раны, прежде чем одеться в удобный кашемировый комплект. Я расчесала волосы и почистила зубы, затем увлажнила лицо и тело, делая все на автопилоте.
Если бы я не думала, я бы не думала о нем.
Или о том, что я, вероятно, убила своего отца.
Отцеубийство.
Вот как это называлось.
Уголовное преступление класса С за непредумышленное убийство.
При обвинительном приговоре — максимум пятнадцать лет тюрьмы.
— Елена, — позвал Бо с лестницы. — Пойдем.
Он стоял на кухне и собирал поднос, когда я появилась. Мой любимый японский чайник и маленькие чашечки с засушенными цветами, которые я узнала еще в коридоре.
Он провел нас в гостиную, поставил поднос на журнальный столик и потянулся ко мне, обхватив меня руками, чтобы усадить на диван с его стороны. Он расположил нас вместе, как он делал это с моделями на съемочной площадке, намеренно возился с нашими руками, пока мы не прижались друг к другу, лоб в лоб.
До Данте, Бо и Козима были единственными людьми, которых я подпускала близко.
Мои глаза горели, когда я моргала.
— Поговори со мной, — умолял он, поглаживая мои влажные волосы. — Что случилось?
— Много всего, — прошептала я, мое горло слишком распухло от горя, чтобы издать хоть какой-нибудь звук. — Так много всего, что я даже не знаю, как об этом думать, не говоря уже о том, чтобы говорить.
— Попробуй, — уговаривал Бо. — Начни с самого важного.
— Я люблю его. — слёзы образовались и вырвались из моих глаз, словно бриллианты, скатываясь по щекам. — Люблю. Я люблю его. Я не знаю, как это произошло… Он просто… он не оставил меня в покое. — я жалобно рассмеялась, и Бо тоже. — Он не то, что я когда-либо позволила бы себе полюбить или узнать. Он мой
— Похоже, он непростой человек, — мягко сказал Бо. — Подходящий для непростой женщины.
Я кивнула, зажав зубами губы, чтобы не всхлипнуть.
— Он говорит мне быть храброй.
— И ты чувствуешь себя такой с ним?
Еще один кивок, мои губы дрогнули.
— Тогда что случилось? Почему ты не можешь быть с ним?
— Он улетает, — пробормотала я. — Он должен покинуть город из-за меня. Он улетает, и я не знаю, куда и надолго ли, но, вероятно, я больше никогда его не увижу. А
Слезы текли, пока моя кожа нагревалась от чего-то похожего на гнев, от чего-то пронзительного. Внезапно я была в ярости на весь мир за то, что он так поступил со мной, за то, что дал мне этого прекрасного человека в этой ужасной ситуации, а затем сделал невозможным для меня быть с ним.