Когда герои падают

Что я была для нее приоритетом.

То, что она сделала это для меня, значило для меня больше, чем я могла когда-либо выразить словами, поэтому всякий раз, когда я видела ее, я боролась с непреодолимым желанием заплакать, как ребенок, с благодарностью и любовью.

Только с ней я позволяла себе поддаться таким нежным, слабым эмоциям.

Я знала, что она не идеальна, даже близко. Она слишком долго оставалась с Симусом, потому что цеплялась за католицизм и не обращала внимания на злые поступки Кристофера, но и в том, и в другом ее трудно было винить. Она выросла в Неаполе, где выйти замуж и остаться замужем было культурной прерогативой и единственным, что она когда-либо знала.

Что касается Кристофера, он был социопатом до мозга костей. Никто не видел в нем монстра, если он хотел, чтобы они видели человека. Я знала это лучше, чем кто-либо, потому что влюбилась в одного человека, а в конце концов разошлась с другим.

В конце концов, мама сделала ради нас все, что могла, и я всегда любила ее за тот простой факт, что она всегда любила меня.

— Вот и она, — пробормотала мама, когда отстранилась, положив руки мне на плечи, изучая мое лицо. — Такая красота.

Я улыбнулась ей и провела рукой по необработанному шелку моего черного платья с поясом на пуговицах.

— Это новое, спасибо.

— Не платье, Лена, — сказала она, цокая языком и помахивая пальцем. — Ты. Моя прекрасная дочь. Люблю видеть твою улыбку. Такую редкую, как драгоценный камень.

Я засмеялась, наклонившись вперед, целуя ее мягкую щеку.

— Ты предвзята, мам.

— Si (пер. с итал. «да»), — серьезно согласилась она, сверкая глазами, когда потянулась, чтобы схватить за руку мальчика-подростка, который пополнял ее стопку бамбуковых столовых приборов. — Джино, разве моя дочь не слишком красива?

Бедный мальчик запнулся и заморгал, когда румянец залил его щеки, но он кивнул, прежде чем склонить голову и вернуться к работе.

— Мама, — шепотом отругала я. — Ты не должна его смущать.

— Boh (пер. с итал. «ну, не знаю»), — возразила она тем типичным неаполитанским словом, которое означало «ну, не знаю». — Детям полезно научиться смирению.

Я снова засмеялась, позволив маме втянуть меня подальше в кабинку, чтобы она могла передать мне лопатку. Следуя ее безмолвному приказу, я начала складывать тирамису в бумажные конусы и вставлять их в держатели на столе. Мама молча работала рядом, передавая приказы своей помощнице.

— Я пришла не для того, чтобы помочь тебе. — поддразнила я ее. — На самом деле Данте… попросил меня приехать. Он сказал, что заказал у тебя еду для своей сегодняшней вечеринки.

— Ах, да. — она небрежно кивнула, а затем искоса посмотрела на меня. — Ты забираешь десерт Данте, чтобы сблизиться с ним?

Я усмехнулась.

— Очевидно, в его мире Данте быть его адвокатом также означает быть его рабом.

Мама только хмыкнула.

— Что? — я вздохнула, прерывая свои обязанности, упирая руки в бедра. — О Боже, мама, не говори мне, что он тебе нравится.

— Не поминай имя Господа, Елена, — упрекнула она. — Но да, мне нравится этот мужчина. Он очень… sicuro di sé (пер. с итал. «уверен в себе»).

— Самоуверенный, — перевела я для нее. — И он такой, потому что он капо, мама. Он привык поступать по-своему или убивать непослушных людей.

— Ммм, — снова хмыкнула мама. — Не думаю, что такому человеку нужно убивать, чтобы его приказы выполнялись.

Я подумала о Данте с его ста девяносто пяти сантимертов мускулов, его устрашающем взгляде, но также и его острой харизме.

— Возможно, — сварливо согласилась я.

Мама засмеялась себе под нос.

— Ах, figlia (пер. с итал. «дочка»), иногда я задаюсь вопросом, стоило ли мне хранить столько секретов от детей. Может, если бы я поделилась своей историей, твоя собственная не была бы такой разочаровывающей.

— Никто не винит тебя за Симуса, — немедленно сказала я, ужаснувшись тому, что она вообще так подумала. — Он ответственен за свои действия, и именно он поставил нас всех в безвыходные ситуации.

— Да, Елена, но, видишь ли, вначале твой отец не был плохим человеком. Он был профессором, очень, очень умным и сильно отличался от моих знакомых, которых я считала скучными, как дохлая рыба. — она задумчиво вздохнула, ее глаза были сосредоточены на толпе, хотя разум сосредоточился на воспоминаниях. — Он очень хорошо умел притворяться тем, кем не являлся, понимаешь?

О, я понимала.

В каком-то смысле Дэниел поступил со мной так же. Возможно, я поощряла его скрывать от меня степень своих сексуальных наклонностей, но он не был честен во многих вещах. Он сказал мне, что не хочет брака, а затем женился на моей сестре, зная ее несколько месяцев. Он сказал, что хочет усыновить со мной ребенка, но через несколько месяцев решил, что не хочет только для того, чтобы та же сестра немедленно забеременела. Он сказал мне, что любит меня, и я предположила, что это что-то значит.

Но это была просто очередная ложь.

Так что, я понимала маму.