Я с нетерпением ждал продолжения изучения.
— Ты бы не стала. Успех для тебя слишком много значит, — заметил я, прислонившись спиной к столешнице и скрестив руки на груди.
Ее глаза опустились к выпуклостям мышц под тканью, прежде чем она смогла сдержать порыв.
— Кто бы говорил.
Я склонил голову.
— Стремление к успеху мотивирует меня, да. Не больше, чем стремление к счастью.
— Это одно и то же, — заключила она, пожав плечами, что было физическим выражением слова «да».
— Нет. Успех определяется обществом. Счастье определяется нашими сердцем и разумом. Я думаю,
— Не называй меня так и не поучай меня,
— Не могу? — я широко раскрыл руки, показывая на шумную вечеринку вокруг нас. — Я успешный бизнесмен с влиятельными друзьями, которые поддерживают меня, даже когда меня судят за убийство.
— Успех, — возразила она, подняв руку, показывая мне свой красный маникюр, пока пересчитывала. — Роскошная квартира, возможно, несколько нелепых спортивных автомобилей, достаточно денег, чтобы подкупить этих могущественных «друзей», чтобы они не видели твоих проступков. — она приподняла бровь. — Ты хочешь, чтобы я еще назвала тебя лицемером?
Я засмеялся, наконец-то повеселившись на собственной вечеринке, и это было от рук самой необычной женщины, которую я когда-либо встречал.
— Кто смешит моего сына? — сказал Торе, подошел ко мне, хлопнув меня по плечу.
Я завороженно наблюдал, как изменилось поведение Елены. Ее ощетинившаяся враждебная энергия остыла, черты лица расслабились, выражая вежливый интерес, и даже ее поза изменилась, вес распределялся равномерно, а плечи напряженно откинулись назад.
Она слегка улыбнулась единственному мужчине, которого я считал своим отцом, и протянула ему руку.
— Рада официально познакомиться с вами, мистер Сальваторе. Я Елена Ломбарди, один из адвокатов Эдварда.
Я закатил глаза, увидев, что она намеренно использовала мое старое имя, но Торе только рассмеялся и взял ее тонкую руку между своими, включив свое обаяние.
То же самое очарование, которое соблазнило маму Елены на роман. Судя по безмятежному приветствию Елены, можно было с уверенностью предположить, что она понятия не имела, что разговаривает с отцом двух своих младших брата и сестры.
— Ты намного больше, чем адвокат Данте, — говорил Торе, похлопывая ее по руке. — Можно сказать, что мы старые друзья семьи. Зови меня, пожалуйста, Торе.
В ее глазах мелькнуло что-то темное, но губы пластично сложились в подобие улыбки.
— Если хотите. Конечно, я наслышана о вас с детства.
В этом предложении было что-то такое, что, казалось, прозвучало эхом так же смело, как если бы оно было произнесено.
Конечно, она не знала, что, когда Торе приехал в Неаполь спустя годы после своего романа с Каприз, он был потрясен не меньше других, обнаружив в ее доме детей-близнецов с золотыми глазами. Он сделал все возможное, чтобы оградить Ломбарди от опасных связей Симуса с Каморрой.
Но он ничего об этом не сказал.
Вместо этого он молча принял удар, который она нанесла, будто он этого заслужил.
В моей крови вспыхнул гнев.
Одно дело осуждать меня, но совсем другое проткнуть Торе своей неуместной ненавистью.
— Он сделал для твоей семьи больше, чем ты думаешь, — прервал я, сердито глядя на нее с высоты своего роста. — Не бросай камни, если ты слепа к своему окружению.
Елена проигнорировала меня, ее серые глаза сверкали огнем, смотря на Торе.
— Возможно, ты этого не помнишь, но я была там в тот день, когда ты вытащил Козиму из дома моей матери в Неаполе.
Я тоже вспомнил тот день. Александр отправил Козиму домой в Италию, чтобы получить информацию обо мне и Торе, информацию о смерти нашей матери. Именно в тот вечер Козима узнала правду о том, что случилось с Кьярой, и правду о ее отце.
Елена ничего не знала об этом, об отношениях отца и дочери Торе и Козимы или о том, что Козима была продана Александру в восемнадцатилетнем возрасте в качестве его сексуальной рабыни для удовлетворения его роли в древнем тайном обществе Ордене Диониса.
По правде говоря, она ничего не знала о своей сестре.
И хотя это была не совсем ее вина, я бы не позволил ей отчитывать единственного мужчину, который научил меня тому, что значит быть любимым.
— Тебе следует спросить свою сестру о том дне, — предложил я, жестоко усмехнувшись, когда посмотрел на нее. — Для женщины, которая ценит знания, ты не задаешь вопросов, когда следовало бы.
— Данте. — Торе попытался снять напряжение, усмехнувшись. — Пожалуйста, прости его, Елена, так как он яростно защищается.
Я покачал головой, но взял со стойки одну из тарелок, наполненных сладким кремом и пирожным. Глаза Елены следили за мной, когда я подносил ложку ко рту, издавая гул немного громче, чем нужно, от всплеска вкусов на языке.