Я должна была знать, когда Яра так легко отнеслась к фамильярному обращению Данте со мной.
Она не просто представляла Данте в этом деле по РИКО.
Она была их
Не «чужой».
Она была Семьей.
В этой комнате с затененными глазами я была единственной вне Семьи.
Что-то свернулось в моем животе, реакция, которая удивила меня не меньше, чем пристыдила. И снова я была исключена из групповой динамики. На работе мои коллеги видели во мне угрозу. Они называли меня ледяной королевой или сукой, потому что я была ведомой и не умела, вести ничего, кроме вежливых светских бесед, когда я чувствовала их презрение, каждый раз, когда мы разговаривали. В детстве я была рыжей девочкой, играющей с чистокровными итальянцами, которые могли быть невероятно дискриминационными. Даже в моей собственной семье я была другой, отделённой. Я не была бойкой и смелой, как мои братья и сестры. Мне было нелегко и некомфортно разговаривать о любви и сексе, а также о колкостях, которые, как я логически понимала, были обычным делом между сестрами и братьями. Потом случились Жизель и Дэниел, и вся семья, казалось, узнала об этом раньше меня.
Одиночка.
Боже, я чертовски устала от одиночества.
— Я могу уйти, — предложила я, будто не хотела оставаться здесь, в то время как в груди всё горело.
Торе окинул меня оценивающим взглядом.
— Мы пойдем в кабинет. Вы и Яра остаетесь с Данте и Агустосем.
Доктор Краун хмыкнул.
— Хорошо, вы меня отвлекаете. Если останетесь, не суетитесь.
Я кивнула, с облегчением понимая, что могу остаться, чтобы проверить, все ли в порядке с Данте.
Мужчины вышли из комнаты, а тот, которого звали Якопо, посмотрел на меня, прежде чем завернуть за угол и скрыться из виду.
— Не обращайте внимания на мистера Сальваторе, — мягко предложила Яра, но ее глаза пристально смотрели на мое лицо, отслаивая мою кожу с точностью, подобной скальпелю, читая то, чем я не хотела делиться. — Они зовут его Ворчун.
Слабая улыбка коснулась моих губ.
— Приятно знать, что это не только я. Он… кузен Данте?
Яра кивнула, вздохнув, и села, переставляя длинные ноги под потрясающим черным платьем.
— Он сын двоюродного брата Торе, того самого двоюродного брата, который помог им основать их… бизнес, когда они впервые приехали сюда из Италии.
— Что с ним случилось?
Я знала, что лучше не задавать вопросы о делах мафии, но я также была адвокатом. Мой разум формировал вопросы и искал ответы, как родезийский риджбек [33]
выслеживает львов.Яра махнула рукой, наблюдая, как доктор Краун продолжает заботиться о Данте.
— Его убили.
Я боролась с желанием закатить глаза, потому что, очевидно, я уже пришла к такому выводу. Я хотела знать «как», что часто было гораздо интереснее, чем «почему».
— А этот человек Келли? — спросила я, перенося вес на пятки, когда они впились в подошвы моих ног. Мне
хотелось сесть, но я решила, что лучше не двигаться, держа в руке пакет с физиологическим раствором для Данте.
— Вы не слышали его имени? — спросила она, слегка удивившись. — Томас «Стрелок» Келли лидер ирландской мафии.
— У меня создалось впечатление, что такой вещи больше не существует.
Я вспоминала прочитанные мною статьи об исчезновении ирландских банд в Америке, об ослабленном чувстве ирландской идентичности после стольких лет интеграции и притоке более мощных иностранных преступных группировок, таких как «Триада» и мексиканские картели.
— По моему опыту, преступные группировки похожи на тараканов. — сказала она с кривой улыбкой. — Ты топчешь одного только для того, чтобы оглянуться через плечо и обнаружить другого.
— А если ты не можешь их победить… — я осмелилась намекнуть, что именно поэтому Яра объединила усилия с известной преступной организацией.
Яра так долго смотрела на меня, что моя кожа чесалась, и я боролась с желанием съёжиться, как девочка под укоризненным взглядом ее мамы.
— Если бы все люди были чисты, Елена, не было бы законов. Когда мы становимся юристами, мы отказываемся от своего представления о добре и зле, чтобы выполнять свою работу в максимальной степени. Любой, кто приходит в юриспруденцию, ради защиты слабых и невинных, неизбежно будет убит горем и разочарован. — она сделала паузу для драматического эффекта. — Не говорите мне, что вы женщина, которую в зале суда называют гладиатором, стала адвокатом по такой бессмысленной причине.
Я не ответила ей, хотя она была недалеко от истины. По правде говоря, я не знала, как выразить сложный клубок противоречий, который забивал мне горло и мешал дышать.
Я могла бы сказать ей, что хочу бороться с несправедливостью, потому что всё моё детство было наполнено ею. С людьми, которые были настолько бедны, что у них не было другого выбора, кроме как обращаться к мафии за кредитами, работой и безвозмездными услугами. Я поняла, почему итальянцы почитали мафию так же сильно, как боялись. Это необходимая составляющая их жизни.
Но для некоторых это ужас.