Когда герои восстают (ЛП)

Затем он закрыл глаза, медленно, словно от боли, а может, словно его молитвы наконец-то сбылись, и он не мог поверить, что это реально. Нежно прижавшись лбом к моему лбу, он обхватил мое лицо, будто оно было хрупким, как яичная скорлупа.

— Ты беременна, — подтвердил он на дрожащем вздохе. — Нашим ребенком.

— Да, но есть и вторая часть твоего подарка. — я отстранилась, но он не отпускал меня, и я повела его, обняв за талию, к другому подарку, который завернула и положила на пуфик перед креслом-качалкой.

Он сел в кресло, притянув меня к себе, так что я упала к нему на колени. По дороге я схватила подарок и передала его в его руки, свернувшись калачиком на его большом теле.

Его руки дрожали, когда он открывал коробку.

Внутри лежала маленькая черно-белая фотография с УЗИ, которое Моника сделала мне две недели назад.

Фотография двух крошечных, совершенных тел, свернувшихся вместе, как инь и янь.

— У нас будут близнецы, — прошептала я на случай, если он не смог понять по фотографии УЗИ. — Похоже, они есть по моей линии.

Данте уставился на фото с такой силой, что это ощущалось в воздухе вокруг. Слезы капали из его глаз и стекали по щекам, быстро и беззвучно. Он казался застывшим, не в силах выдержать количество эмоций, проходящих через его тело.

Я прижалась щекой к его сердцу и почувствовала его бешеный ритм.

— Я всегда говорил, что я не везучий человек, — наконец пробормотал он, его горло было забито слезами, поэтому слова звучали грубовато. — Я больше никогда так не скажу.

Слезы так сильно жгли мои глаза, что мне пришлось закрыть их, когда я еще плотнее прижалась к его коленям, обвила руками его шею и прижала его к себе.

Потом мы долго плакали, тихо и сильно.

Мы пытались годами, с того первого раза на капоте Феррари в гараже, и ничего.

Два года назад мы обратились к Монике и начали гормональное лечение.

Все еще ничего.

У нас была Аврора, которая была всем, поэтому мы не позволяли этому угнетать нас так сильно, как это могло бы быть, но это было тяжело, когда я всегда хотела носить своего единственного ребенка, когда я так сильно хотела увидеть ребенка с черными волосами Данте и легкой ямочкой на подбородке.

В прошлом году мы попробовали ЭКО.

Ни в том, ни в другом случае ничего не получилось.

Поэтому мы остановились.

Я устала. Данте устал.

Даже бедная Аврора устала молиться о братике или сестренке, которые, похоже, не хотели появляться.

Мы перестали пытаться, а потом, каким-то образом, это произошло.

Я спросила Монику об этом, и она сказала, что это довольно распространенное явление. Что стресс от попыток зачать ребенка может помешать. Когда мы сдались, мы сняли это напряжение.

У меня имелась более романтичная теория.

Наши дети всегда должны были быть нашими, но, как их папа и мама, они были упрямыми и не спешили к нам.

Меня не волновали душевные страдания, которые мы пережили, чтобы дойти до этого момента. Данте научил меня, что каждое решение в жизни к чему-то ведет, ведет именно туда, где ты должен быть в данный момент.

И этот момент для нас был чудом.

— Удачи тебе, мое сердце, в следующем году получить этот подарок на день рождения, — сказал Данте после того, как мы оба успокоились и просто тихо сидели, покачиваясь взад-вперед, в комнатах наших малышей.

Я немного звонко рассмеялась, откинув голову назад, смотря на его красивое лицо и проводя ногтями по его щетинистой челюсти.

— Мне пришлось постараться, чтобы превзойти твой подарок, когда ты сделал Рору нашей дочерью на законных основаниях, но я думаю, что этим могу взять верх.

— Я не против. Более чем нормально. — он наклонился, чтобы поцеловать меня, наши губы были солеными от слез, его губы были мягкими и твердыми, раздвигая мой рот для его языка. Он целовал меня сладко, но тщательно, пока я не почувствовала его боль. — Знаешь ли ты, как сильно я люблю тебя, lottatrice mia? (пер. с итал. «мой боец»)

— Да, — сказала я, потому что знала.

Потому что Данте каждый день доказывал мне, что я достойна любви, и показал мне, как много он может дать не только мне, но и Авроре, и всей нашей семье.

— Знаешь ли ты, как сильно я тебя люблю? — спросила я его.

Его лицо скривилось в маленькой улыбке, которая была предназначена только для меня. Это не была его яркая ухмылка или демонстративная улыбка, просто этот интимный маленький завиток, который принадлежал только мне.

— Да, — повторил он. — Достаточно, чтобы изменить всю свою жизнь ради меня.

— Я изменила ее ради лучшего, что когда-либо случалось со мной, — поправила я. — Это было не так ужасно, как ты говоришь.

— Я бы жил с чувством вины, если бы все не сложилось так хорошо, как сложилось, — признался он, поглаживая мой все еще плоский живот. — Фирма Горбани и Ломбарди добилась огромного успеха, так что я не полностью разрушил твои мечты стать адвокатом.

Я рассмеялась.

— Вовсе нет. Я никогда не думала, что буду известна тем, что представляю интересы преступников и мафиози, но не могу жаловаться. Большинство из них хорошие мужчины и женщины.

Это правда.