Когда герои восстают (ЛП)

— Мне кажется, что ты только и делаешь, что отдаешь мне, —,тихо сказала я ему, заставляя себя передать спутанный узел эмоций, забивший мое горло. — Я должна была помочь тебе, а теперь ты здесь как беглец только из-за меня.

— Ferma, — сказал он, — Остановись. Я всегда планировал уехать из США, и, честно говоря, я мог бы отправить Адди, Фрэнки, Марко, Чена и Якопо спасать тебя в Бруклине, но решил этого не делать. Мы все делаем выбор, Лена, не позволяй этому преследовать тебя, когда все сделано.

Я немного посмеялась.

— Знаешь, я всегда говорю это другим людям, но труднее всего применить это к себе.

— Я помогу тебе, — просто предложил он.

И тогда я полюбила его еще более яростно, чем за мгновение до этого. Потому что таким был Данте. Он был опасным человеком с самым большим сердцем, которое я когда-либо знала, и он никогда не колебался, предлагая свою любовь, руководство или защиту тем, кто в ней нуждался.

— Я люблю тебя, — сказала я ему впервые с того момента, как впервые призналась в этом на взлетной полосе в Нью-Джерси.

Почему мне казалось, что самое опасное, что я сделала за весь день, это сказала три крошечных слова, которые люди обычно произносят каждый день своей жизни?

Я люблю тебя.

Это почти абсурдно, как язык мог так аккуратно разложить по полочкам такие огромные эмоции.

— Ti amo, cuore mia, — мгновенно ответил Данте, так легко, что я почти позавидовала его способности. (пер. с итал. «я люблю тебя, мое сердце»)

Он перегнулся через консоль и, на глазах у всех собравшихся перед машиной, полностью зажал мое лицо в своих огромных ладонях и поцеловал. Он целовал меня вяло, чувственно раздвигая мои губы движением своего языка, а затем нырнул внутрь, проводя языком по моим губам. Я стонала от его вкуса, от грубого прикосновения его щетины к моей гладкой коже и от резкой боли, когда он захватил мою нижнюю губу между зубами и потянул. Закончив, он отстранился достаточно далеко, чтобы прислониться ко мне лбом.

— Теперь ты со мной, Елена. Позволь мне должным образом поприветствовать тебя в моем мире.

Я кивнула, нервы все еще бушевали в животе, но были подавлены давлением любви, взрывающейся во всей моей груди.

— Хорошо.

— Хорошо, — согласился он с мальчишеской ухмылкой, которая выдавала его нетерпеливый энтузиазм по отношению ко мне.

Он мгновенно отъехал и вышел из машины, обойдя вокруг капота со звонким Ciao — Приветствую мужчинам, собравшимся поприветствовать его. Они нестройным хором отозвались в ответ, когда Данте подошел к моей двери и потянул ее вверх и открыл для меня. Я взяла его руку и посмотрела на него, когда он подмигнул мне.

— Raggazzi (пер. с итал. «парни»), — крикнул он веселым криком, который легко разнесся по большому двору. — Хорошо оказаться дома. 

В ответ раздался гулкий возглас. Амадео Сальваторе вырвался из строя справа и направился к нам. На нем была белая льняная рубашка, расстегнутая до груди, обнажавшая заросли черных волос и простая цепочка из золотых крестов. В свободных брюках, в сандалиях на ногах, с глубоким оливково-коричневым загаром и взъерошенными черными волосами, лишь слегка посеребренными на висках, он выглядел как богатый отдыхающий, а не как безжалостный дон мафии.

— Добро пожаловать домой, — поприветствовал он с широкой ухмылкой, которая прорезала складки на его щеках, возле глаз.

Я поняла, насколько он, красив, и еще раз убедилась, как редко можно увидеть такие по-настоящему золотые глаза. Я знала только Козиму и Себастьяна с таким взглядом, и это затронуло что-то слабое в глубине воспоминаний, которые я решила изучить позже.

Пока же я позволила Данте подвести меня к его псевдоотцу.

— Торе, come stai? (пер. с итал. «как ты?»)

— спросил Данте, когда они обняли друг друга за плечи и обменялись чмокающими поцелуями в обе щеки.

Торе не ослабил хватку Данте, когда они отступили назад, сжимая плечи более высокого мужчины, который светился от счастья.

— Лучше, гораздо лучше видеть тебя свободным и здоровым.

— Ты был прав, — загадочно сказал Данте, и оба бросили на меня косой взгляд. — С самого начала. Я всегда собирался изменить все ради нее.

Торе прищелкнул языком, но в его выражении лица было больше юмора и счастья, чем я когда-либо видела раньше. Задумчивый, часто сердитый человек, которого я смутно знала в юности, и стоический, осторожный Дон, которого я узнала немного лучше в Нью-Йорке, полностью заменился этим живым, теплым хозяином.

— Ты не первый человек, который изменил свою жизнь ради любви, и не будешь последним. — он перевел на меня свой тигриный взгляд и распахнул объятия. — Елена Ломбарди, добро пожаловать к нам. Надеюсь, тебе здесь понравится так же, как и мне и моему сыну.