Когда говорит кровь

– Я сделал это, потому что варвары опасны! – выкрикнул Лико ему в спину. Джаромо заметил, как сжались кулаки юного стратига, а в глазах полыхнул тот самый недобрый огонек, что он уже видел недавно.– Вы думаете, что я учинил войну ради собственного тщеславия? Я провел несколько лет в Диких землях и знаю, о чем говорю. Там, за нашими рубежами, лежит море дикости, жестокости и безграничной ненависти. Я видел сожжённые колонии и поселки. Видел угнанных в полон граждан, которых приносили в жертвы кровожадным богам. Видел расправы, учиненные над нашими солдатами и показательные казни. Поверьте, увидь вы хоть десятую долю того, что творилось за Севегреей, вас бы тут же вывернуло наизнанку. И я не мог поступить иначе. Не мог уйти обратно за Севегрею, чтобы позволить дикарям, зализав раны, вновь начать грабить и разорять наши земли. Этим я бы предал Тайлар и его будущее. Мой долг был обезопасить наши рубежи. И я выполнил его наилучшим образом.

– Значит, таков был ваш долг? – с хитрой улыбкой проговорил Сардо Циведиш развернувшись. В его глазах горел очень недобрый огонёк, который заставил Джаромо насторожиться.– А какой долг вы исполняли в гавани?

– В гавани?

– Да, в Аравеннской гавани, где домашние тагмы, по вашему личному указанию, учинили настоящую бойню.

– Это слишком сильное слово для разгона оборванцев.

– Так несколько сотен погибших жителей Кадифа это ещё не бойня? Значит, настоящая бойня нас только ждет?

– Они не были жителями города. Это был сброд проливший кровь сановников и стражей, а сами Аравенны – не более чем гнездом преступности и смуты в нашей столице. Я восстановил порядок и выжег старую язву.

– Только этот, как вы выразились «сброд», жил тут, платил подати, торговал. На законных основаниях. А вы, опять-таки по личному решению, сначала пустили ему кровь, а потом обратили в рабов несколько тысяч человек, вся вина которых заключалась лишь в том, что они жили не в том месте.

– Я защищал порядок!

– И потому, на правах героя-завоевателя и практически защитника государства, вы решили, что можете превратить целый квартал Кадифа в личный загончик для невольников? Это весьма неординарное толкование законности. Может, поясните тогда Синклиту, на каком основании вы распорядились устроить там патрулирование и заковывать в колодки каждого, кто показался вашим солдатам подозрительным и не был защищен нашим гражданством, подданством или торговой лицензией? На каком постановлении и законе ваши люди начали палить дома и сносить склады, поставив под угрозу имущество наших с вами сограждан?

– На то было распоряжение эпарха Кадифара. Уверен, вы с легкостью сможете с ним ознакомиться.

– Вашего дяди? О да, приказ «о пресечении смуты». Он ещё вышел одновременно с постановлением о перестройки гавани, которой занимается именно ваша семья. И, если я вновь не ошибаюсь, всех пойманных в Аравеннах чужеземцев, которых скопом записали в преступники и продали в рабство, купила вновь ваша семья, для работы в рудниках и отстройки гавани. Весьма изящная цепочка событий. Неужели жадность Тайвишей столь безбрежна, что вы готовы превратить сам Кадиф в поле боя, а его жителей, словно пограничных дикарей, клеймить и заковывать в колодки, ради собственных амбиций и планов? Можете не отвечать. Вы уже ответили делом.

Циведеш замолчал, театрально запахнув край своей мантии. Сторонники и противники Тайвишей тут же повскакивали со своих мест, крича, переругиваясь и погружая собрание в хаос. Стоявший на трибуне позади своего сына Шето Тайвиш, что есть силы, застучал тяжелым посохом об пол, призывая Синклит к порядку, но старейшины его не слышали. Голосование было сорвано. Всё было сорвано ядом Харманского змея.

Джаромо с ненавистью посмотрел на этого бледного человека. Великому логофету жутко захотелось сорвать с его плеч эту проклятую бело-черную тряпку, растоптать, вывалять в грязи, а потом запихать ему как можно глубже в глотку. Чтобы он подавился ей, как и своими словами.

Великий логофет шагнул за дверь, оказавшись в одном из запасных коридоров. Для него собрание окончилось. Он проиграл этот день.

Примерно через полчаса Первый старейшина тоже покинул Зал собраний, громко хлопнув дверью и раздражённо пнув сапогом стоявшую рядом колонну. От обычной доброй улыбки и мягкой доброжелательности, не осталось и следа. Его лицо было перекошено гримасой гнева, а глаза полнились злобой.

– Великие горести и далась ему эта проклятая гавань?! Синклиту никогда не было дела до этих трущоб, а теперь нас обвиняют чуть ли не в нападении на город! – процедил сквозь зубы Шето. Его седые волосы были взъерошены, а щеки налились яркой краской. Он постоянно дергал ворот вышитой золотом и жемчугом белоснежной рубахи, словно та мешала ему дышать, и шагал с совершенно несвойственной для него быстротой.

– Мы заставим дорого заплатить этого змея за весь источаемый яд… – быстро заговорил Джаромо, но Шето, кажется, и не слышал его слов.