Когда гремели пушки

Еще в те дни, когда наши войска вели бои в Донбассе, однажды в перерыве заседания Военного совета фронта Ф. И. Толбухин повернулся к висевшей на стене карте и, постучав пальцем по Крымскому полуострову, сказал:

— Нам придется освобождать. Вот где трудно-то будет…

Так оно и получилось. Трудности и самые неожиданные неприятности как-то сразу обрушились на нас, едва наши передовые части достигли ворот Крыма Перекопского перешейка. Началось с того, что командир 4-го гвардейского Кубанского кавкорпуса генерал Н.Я. Кириченко проявил несвойственную ему медлительность и в первый момент выбросил на Перекоп гораздо меньше сил, чем мог бы и должен был выбросить. В начале ноября, когда передовые части 19-го танкового корпуса во главе с генералом И. Д. Васильевым с ходу преодолели Турецкий вал и устремились на Армянск, вместе с ними оказался только один 36-й кавполк под командованием подполковника С. И. Ориночко.

В Армянске противник имел крупный гарнизон и располагал мощными огневыми средствами. Первоначально с нашими танками вступил в единоборство бронепоезд, курсировавший по линии железной дороги Херсон — Армянск. Затем со стороны Армянска и его ближайших окрестностей ударила артиллерия.

Танкисты сражались героически. Несмотря ни на что, они упорно продвигались вперед. Но закрепить их успех было некому.

Я хорошо помню телеграмму тов. Васильева, полученную нами в ночь на 3 ноября. В ней сообщалось о тяжелом состоянии и больших потерях в частях корпуса. Тем не менее Васильев, к тому времени сам уже раненный, принял решение удерживать занятый им район и просил командование фронта лишь об одном — как можно быстрее оказать помощь. Ему немедленно было сообщено, что основные силы 4-го гвардейского Кубанского кавкорпуса, а также передовые части 51-й армии уже подходят к Перекопу.

Одновременно Ф. И. Толбухин поручил мне лично выехать на Перекоп, хорошенько разобраться в сложившейся там обстановке и на месте принять все необходимые меры для наращивания силы нашего удара.

Выехал я немедленно. Ночь стояла темная хоть глаз выколи. Моросил дождь. Дороги превратились в потоки жидкой грязи. По ним тянулись нескончаемой вереницей походные колонны артиллерии. Пехота предпочитала обочины.

Из-за частых заторов, возникавших на перекрестках и в узкостях, нам то и дело приходилось останавливаться. И вот во время одной из таких вынужденных остановок я услышал опять очень интересный разговор между солдатами:

— Слыхал?

— Чего?

— Как возьмем Крым — конец войне.

— Кто это тебе набрехал? А Берлин что, дядя за нас брать будет?

— Вот сочинитель! — раздался из темноты третий голос. — Для того чтобы закончить войну, надо перебить всех фашистов. В Крыму этого, конечно, не сделаешь. Однако по всему видно, что воевать нам осталось меньше, чем воевали…

Людей, которые вели этот неторопливый разговор на перепутье между тяжелыми боями, разглядеть во тьме не удалось. Да в этом, впрочем, и надобности не было. Так думали тогда все — от рядового солдата до командующего фронтом. Всем хотелось поскорее увидеть конец войны. Но каждый понимал, что впереди нас ждут еще тяжелые испытания…

Часа через три медленного движения по забитым войсками дорогам встречный ветерок донес до нас резкий запах сероводорода.

— Откуда это такая вонь? — удивился водитель.

— Сиваш близко, — объяснил И. Д. Долина.

Я мысленно представил себе карту Крыма, вспомнил извилистые заливы Гнилого моря. Мелкое оно, но коварное! Здесь могут быть волны высотой в метр, а когда дует ветер с запада, местами оголяется илистое дно.

От Сиваша до Каркинитского залива протянулся древний Турецкий вал, пересекающий поперек весь перешеек. Подступы к этому валу десятиметровой высоты преграждают рвы глубиной до 6 метров. Сколько здесь в прошлом пролито крови! На этом маленьком невзрачном клочке земли покоится прах и многих тысяч запорожских казаков, и суворовских чудо-богатырей, и беззаветных героев нашей революции, приведенных сюда Михаилом Васильевичем Фрунзе, чтобы скинуть в море черного барона Врангеля.

…На рассвете мы обогнали 101-ю танковую бригаду. Она уже приближалась к Турецкому валу, из-за которого доносилась частая артиллерийская стрельба. У самого вала встретили командира 4-го гвардейского Кубанского кавалерийского корпуса генерала Кириченко и ещё нескольких кавалерийских генералов. Они стояли в накинутых на плечи черных бурках на площадке большого железобетонного дота, из которого виднелись погнутые стволы немецких крупнокалиберных пулеметов. Таких долговременных огневых точек было много вокруг. Доты и дзоты торчали, как кочки на запущенном лугу. Но противник, видимо, не успел по-настоящему использовать эти сооружения. Гонимый нашими танкистами и конниками, он проскочил без задержки за Турецкий вал. А вслед за ним ворвались туда же и передовые части 19-го танкового корпуса вместе с 36-м кавполком.