(Когда) я буду с тобой (СИ)

Вопрос доктора всё никак не хотел улетучиваться из головы, и Марк изо всех сил пытался оправдать возложенные на него вместе со званием надежды. А что делаешь ты, а что делаешь ты… Словно заезженная пластинка, где вместо музыки – пустой и безжизненный голос Грегори. В нём не было ни капли обвинительного тона, но почему-то киборг чувствовал себя виновным во всех бедах и несчастиях Вселенной.

Только в петлю лезть не собирался.

Хотя то, что он придумал вместо мыла и верёвки, было куда хуже. Но ничего не оставалось. Верно ведь?.. Потому что он знал, что добрая фея ни за что не появится перед ним и не сделает из него человека. Настоящего мальчика.

Программа должна будет стереть все воспоминания, всю ту информацию, что удалось раздобыть в Центре. Оставить только личность взбалмошного гения-изобретателя, исказить последние воспоминания и создать сотню-другую ложных. Может, хотя бы так что-то получится?

В глубине зрачков мелькнули синие искры – киборг заставил себя в очередной раз подключиться к сети, из которой загрузится программа. В сущности, большая красная кнопка перед ним находилась там исключительно для красоты и значимости момента. Он мог запустить код в любой момент.

Вдох. И почти сразу, буквально через пару секунд – выдох.

Да, никакая кнопка не нужна.

Винсент криво усмехнулся. Кажется, в своём желании кому-то что-то доказать через голодовку он перестарался. Руки слушались до того отвратительно, что разорвать свежеиспечённый, мягкий и хрустящий хлеб получилось только с пятой попытки. Челюсть, впрочем, не отставала, и глотать приходилось большими кусками, то и дело прибегая к помощи кувшина с водой. Каким бы ужасным преступником его не считали, кормили всё-таки подобающе статусу. Даже здесь, в тюрьме, он оставался аристократом.

Счёт времени был потерян уже давно. Святой отец – хотя, вправе ли он именовать себя так сейчас? не отлучили ли его от Церкви? – нехотя прервал трапезу и умылся остатками воды. После столь длительного голода есть нужно было с умом, он знал это не понаслышке. Несколько месяцев в Нижнем городе шли за целую жизнь в Верхнем, и Райт никогда не жалел о тех ужасах, что выпали на его долю. Именно тогда он научился лгать, как дышать, обхаживать женщин и убивать.

– Вы уже сдались? – Ему померещился голос доктора Вериа.

Встряхнув головой, он криво усмехнулся и подумал про себя, что действительно сдался. При должном желании всегда можно было придумать способ выбраться, извернуться подобно змее и ужалить ядом лжи, да так, что станешь в итоге героем. Но вместо этого почему-то хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. Быть может… быть может, Возвышенный всё же простит грешную душу и пустит в свои чертоги, где он сможет увидеть Мириам? Отчего-то уверенность, что его сестра попала в лучший мир, не покидала его.

– Так легко сдались? – продолжал недоумевать доктор.

И Винсент понял, что никакие это не галлюцинации. Грегори стоял по ту сторону двери, возможно, даже со спасительным ключом, и разговаривал с ним. Наверное, пытался понять, стоит ли тратить время и силы на спасение или нет, и был, конечно же, в своём праве сомневаться. Действительно, зачем вызволять из плена того, кто не хочет жить?

– Я добился, чего хотел, – бесцветным голосом отозвался священник.

Он сломался, но причиной тому был не проигрыш и не пытки. Да и пытать в последние несколько дней его стали реже – то ли поняли, насколько это бесполезно, то ли близился день казни. Райт надеялся, что всё-таки последнее. Тянущиеся не часы даже – секунды – не вызывали ничего, кроме глухой тоски.

– Пределом ваших мечтаний была сырая камера? Может, стоило сразу попросить Грэма о столь незначительной услуге?

– Уж простите, не догадался.

– Зачем вы убили Мирта? – после минутного молчания спросил Вериа.

– Вы хотите узнать, почему я поступил столь глупо, что избавился от союзника? Конечно, оставь я его в живых, у нас, быть может, что-нибудь да вышло. Потому что генерал-майор сумел бы правильно сориентировать своих людей, и тогда…

– Спасибо, что развернули мой вопрос за меня, – хмыкнул доктор. – А теперь вы не могли бы всё-таки ответить?

– Зачем? Вы и так знаете. Хотите убедиться, что ничего не напутали? Позлорадствовать? Вытащить наружу все мои тёмные мыслишки? Полно, доктор Грегори, в этом нет нужды. Плевал я на всё с высокой колокольни и [цензура] интриги и политику. Оставьте меня одного.

Грегори тихо рассмеялся. Он и не догадывался до сего момента, от кого Логрэд мог набраться надменной патетичности. Нортон был слишком сухим и закрытым, Мириам – ехидной и вспыльчивой, но никак не излишне пафосной. Нужных интонаций у неё как раз всегда было в меру, а вот её братец, выходит, всё ещё остался обиженным подростком.

– Смейтесь. Мне всё равно.

– Вам не всё равно, – возразил Вериа. – Иначе бы вы и вовсе со мной не говорили.

– Идите к Извечным, – не выдержал Винсент и прерывисто вздохнул.

Хоть бы умереть до того, как топор палача коснётся шеи.

– Вы всегда были чужим среди своих? – не унимался доктор.