Когда я был Музом

Я снова делал это рукой. Рукой со сбитыми костяшками и кровью под ногтями. Водил ею по грязному члену. Дрочил резко, яростно, но так было нужно. Упёршись лбом в зеркало, я смотрел, как слёзы стекают по щекам, а зубы прокусывают и так разбитую нижнюю губу. Из неё стекала кровь, а из члена, наконец-то, фонтаном била сперма. Я опустился в ванну, прижавшись щекой к холодной эмали. Не знаю, сколько я пролежал так, скрючившись. Почувствовав, что всё тело затекло, я встал. И вдруг вспомнил про Лику. Как она там?

Спотыкаясь на затёкших ногах, бросился в комнату, но её там уже не было.

На смятой перепачканной кровати лежала записка:

«Не вини себя. Только я виновата во всём. Я специально доводила тебя. Хотела посмотреть, как далеко ты можешь зайти. Как далеко мы можем зайти. Мне нужна была твоя ярость. И я её получила. И несмотря на боль, мне понравилось. А может, понравилась именно боль. Она была заслуженной.

Всё же, думаю, нам не стоит больше встречаться.

Я взяла всё, что ты мог мне дать.

Спасибо.

С тобой у меня был лучший секс в жизни»

Не поймаешь ты меня

Я пил. Несколько дней подряд. Пил, пытаясь забыться. И давая ей время пережить это. Я всё время думал, как она там? Насколько сильно я её изувечил? Но я не мог пойти и спросить.

Стал спать на балконе, прямо на полу, положив под голову подушку с тёмными потёками от её слез. Я не мог вернуться в комнату. Она вся была словно завешана гигантскими плакатами с кадрами того чудовищного утра.

Очень хотел увидеть её. Убедиться, что ходит, улыбается, продолжает жить. Воспалёнными глазами вглядывался в прохожих, но её не было. Кажется, несколько раз видел Макса. Показалось, наверное. Меня ведь мучила совесть. Надо будет и перед ним извиниться. Потом… когда будет легче. Если будет.

Я понял вдруг, что она сделала это специально. Специально всё так подстроила. Она ждала чего-то подобного. Ей это нужно было, чтобы порвать со мной. Чтобы самой смочь это сделать. Чтобы была причина, страшная причина, отсекающая все пути обратно. И там, в дверях, она действительно прощалась со мной. Пока ещё по-хорошему…

Но я не смогу её отпустить. Даже после того, что сделал. Я не выживу…

День шестой и из зеркала на меня смотрит заросший, почерневший мудак, с опухшим от водки лицом. Кажется, ему уже хватит.

Собираю бутылки в мусорные пакеты. Тринадцать штук. Ха, отличное число. Выхожу на улицу. Выбросив мусор, иду на берег. Прохожие шарахаются от меня в стороны. Похер. Мне нужно к морю. Не знаю зачем. Просто нужно.

На улице по-летнему прохладно, но я всё равно лезу в воду. Долго бреду по мелководью, разгребая пальцами ног песок. Когда воды стало по грудь, я поплыл. Мощно загребая руками воду, я снова и снова прогонял через себя воспоминания. Я сделал это. Я сделал страшное с женщиной, которую любил. Это случилось. И надо жить дальше. Надо смириться. И вернуть её себе. Любой ценой.

Долго звонил в её дверь. Мне никто не открыл. Приду позже, так даже лучше.

Помылся, побрился, прибрался в квартире. Позвонил на работу, сказал, что готов выйти. В восемь вечера снова пошёл к ней. Хотя бы увидеть.

Было страшно. Было стыдно. Но я был должен.

Дверь открыл Михаил. Я был готов к этому. Попросил одолжить масла.

– 

Проходи, – глухо ответил он и пошёл на кухню.

Он тоже изменился. Вид какой-то помятый, на щеках щетина, плечи опущены. Иду за ним.

В квартире пусто. В квартире грязно. Понурая собака лежит посреди комнаты и даже не виляет хвостом. Странно.

– Вот, можешь забирать, у меня ещё есть, – протягивает мне полупустую бутылку.

– А где твои?

– Лика к матери уехала. И пацанов забрала. Скучно без них…

– Так наоборот, радоваться должен – свобода! – попытался пошутить я.

Он глянул на меня так, что зябко стало. Неспроста она уехала, значит.

– Мы поссорились перед этим, – наконец сказал Михаил. – Она не отвечает. Тёща – тоже. Я даже не знаю, как там дети!

– Так поезжай к ней! Букет роз побольше – и вперед, извиняться, даже если не ты виноват!

Я бы так и сделал. Но не хочу, чтобы делал он. Мне их размолвка на руку. Узнать бы ещё причины. Если бы Лика рассказала обо мне, он бы не стоял так спокойно рядом. Значит, не знает.

Тревога за девушку возрастала. Я должен поехать и сам на неё посмотреть. Не упустить момент, забрать себе. Узнать бы ещё, где она.