Когда я был настоящим

Еще недели через две без малого, когда мы отработали большинство движений, реконструкторам-грабителям номер пять и шесть было велено разбивать двери шлюзовой камеры по-настоящему. Ломать их было нелегко. Наблюдая за тем, как они разбивают первую, затем перемещаются в пространство между дверьми, затем разбивают вторую и двигаются дальше, я представлял себе полярных исследователей, передвигающихся по льду, или альпинистов: как им приходится закрепляться в каждом новом положении, сколь бы малое продвижение вперед оно ни гарантировало, и лишь потом переходить в следующее. Еще мы пользовались настоящими ружьями. Наз раздобыл несколько дробовиков – из тех, какими пользуются для стрельбы по фазанам. Настоящие ружья нам требовались для момента, когда реконструктор-грабитель номер два стреляет «на испуг». Стрелял он в потолок, и оттуда падали кусочки штукатурки. Когда я впервые их увидел, то вспомнил Мэттью Янгера, как на него упали хлопья штукатурки, когда он приходил ко мне в дом, когда там все устраивали. Странно, но, придя тем вечером домой, я обнаружил на автоответчике сообщение от него.

– Свяжитесь со мной, пожалуйста, – говорилось в записке. – Ваши акции взлетают, однако риск достиг уровня практически недопустимого, и у меня имеются сомнения по поводу общей устойчивости этого сектора. Звоните мне на работу или во внерабочее время по телефонам…

Слушая его голос, я думал о том, что сказал мой коротышка-советник: что я источаю магию, словно шаман. Возможно, Мэттью Янгер позвонил мне и оставил сообщение в тот самый момент, когда падала штукатурка. Этого я никогда не узнаю. Правда, с коротышкой-советником я действительно встретился; на следующий день он появился в воспроизведенном банке.

– Совсем как он говорил – тогда, у футбольного поля, – сказал он. – Налет. Он будет инсценировать ограбление банка.

– Да, – сказал я. – Реконструировать.

– И снова, и снова реконструировать, надо полагать, – продолжал он. – При том, разумеется, что его конечная цель – как бы тут выразиться? Достичь – нет, примкнуть к некой подлинности посредством этого странного, бессмысленного резидуала.

Тут мне как раз пришлось занять свое место – я был реконструктором-грабителем номер три, – но когда мы снова отрепетировали операцию, я пошел его искать, чтобы спросить, что он имел в виду под «резидуалом». Он уже два раза использовал это слово. Однако найти его я не смог.

Следующие пару прогонов я решил побыть в стороне. Я поставил вместо себя идентификатор – одного из запасных реконструкторов, – отошел и стал наблюдать. Все выходило очень хорошо. То, как нога грабителя номер один, чуть согнутая, придерживала дверь открытой; то, как двигалось, описывая дугу по залу, ружье грабителя номер два, стоявшего во внутреннем дверном проеме, в то время как грабитель номер три делал то же самое, но быстрее и находясь при этом в центре помещения, – словно вторая и третья стрелки часов, слегка разнесенные; то, как сообщник-тайт-энд поворачивался, отделяясь от очереди, наклоняя плечи так, что левое было немного ниже правого, а потом снова выпрямляя их; вид служащих, посетителей и охранников, лежавших на полу в горизонтальном положении, статичных и жалких, – во всех этих движениях и позициях была интенсивность, распространявшаяся далеко за их пределы. Стоя и наблюдая за ними, я почувствовал, как у основания позвоночника снова начинается знакомое покалывание.

Подошедший Сэмюэлс некоторое время стоял рядом со мной, наблюдая, как реконструкторы отрабатывают свои тесно переплетенные комбинации.

– Мы тоже, бывало, так делали, – сказал он через какое-то время.

– Делали что?

– Прогоны. Имитации. Перед каждым крупным ограблением. Мы не просто на бумаге разбирали – мы еще и репетировали, как сейчас.

Я повернулся и посмотрел на него.

– Вы хотите сказать, что заранее реконструировали ограбления? – недоверчиво спросил я.

– Ну да, я же говорю. Только, пожалуй, не реконструировали – преконструировали. А так да, конечно.

Я серьезно задумался над его словами. От этого у меня начала кружиться голова. Подойдя к Назу, я сказал, что хочу поехать домой.

– Что? – переспросил он, сосредоточенно уставившись в пространство.

– Мне надо домой, – повторил я.

Он еще несколько секунд смотрел, не отрываясь, прямо перед собой; в конце концов повернулся ко мне со словами:

– А, да. Я распоряжусь, чтобы вас отвезли обратно.