Когда я падаю во сне

– Да, я в курсе. Кэрол-Энн приглашала и меня тоже, но я решил, тебе будет легче, если я не приду. Удалось потанцевать?

– Нет. Сразу после ужина пошел дождь. Пришлось спрятаться в дом.

– Очень жаль. Славные были времена, правда? Помню, как мы летом танцевали у них во дворе и смотрели на светлячков… Твоя мама каждый раз не хотела уходить, поэтому нам ставили последнюю песню, и еще одну, и еще, пока мы не сбивались с ног.

Если было хорошо, зачем ты все разрушил? Вопрос так и вертелся на языке, но я промолчала. Этот спор длится уже почти десять лет, а у меня сейчас нет сил бередить старые раны.

– Так что ты хотел мне показать?

Папа понимающе кивнул.

– Это наверху. Пойдем, – ответил он, копируя мою деловую интонацию.

Поднимаясь за ним по лестнице, я заметила на стене роспись – шпалеру, увитую ярко-желтым вьюнком. Цветы были настолько реалистично нарисованы, что я не смогла удержаться и коснулась нежных лепестков.

– Твоя мама начала рисовать, когда ты уехала. С каждым годом она поднималась все выше и уже добралась до спальни.

– Как красиво… – Я замерла, не сводя глаз с росписи. По шпалере карабкалась маленькая светловолосая девочка в ярко-желтом платье, едва заметная среди цветов. – Это я? – На самом верху шпалеры стояла крошечная фигурка в четырехугольной шапочке, а у нее за спиной тонкой линией обозначен силуэт Нью-Йорка.

Папа прищурился и наклонился ближе, словно раньше не замечал этого рисунка.

– Ничего себе! – воскликнул он. – Думаю, это ты, когда закончила колледж.

– Ты не знал?

Он грустно покачал головой:

– Твоя мама все делала по-своему. В один прекрасный день я пришел домой с работы, а она уже ободрала обои и начала рисовать эти цветы. Я был не против, поэтому ничего не сказал.

– Тебе не приходило в голову спросить, зачем мама разрисовывает лестницу?

– Думаешь, она бы ответила? – помолчав, произнес он.

Я продолжила подниматься, разглядывая важные вехи моей жизни, отраженные в миниатюре: Бруклинский мост, довоенное здание на Медисон-авеню, где располагается офис моего агентства, тюбик губной помады, над рекламной кампанией которого я работала. Даже на губах мини-Ларкин красовалась алая помада, как дань уважения к продукту.

Я была растрогана и пристыжена. Откуда мама узнала все эти подробности? Во время наших немногочисленных встреч мы беседовали только на отвлеченные темы вроде погоды и музыки. Во мне тлел гнев, и я не подпускала маму близко к себе. Она уже разочаровала меня однажды, отчасти поэтому мне не хотелось возвращаться.

Я сморгнула жгучие слезы, истово надеясь, что мама очнется, и я наконец спрошу, почему все эти годы она позволяла мне оставаться в заблуждении, будто ей ничего не известно о моей жизни.

Мы с папой вошли в мою спальню. Обстановка там точно такая же, как и у Сисси – тот же комод, та же кровать с балдахином, те же керамические желтые лампы, только здесь мне разрешалось самовыражаться вволю. На стенах висели многочисленные рисунки и поделки, в углу на почетном месте стояла караоке-машина, а рядом – внушительная коллекция танцевальных нарядов, включая блестящий костюм с бахромой, настоящее сокровище для фаната «Аббы».

С потолка на леске свисали научные проекты, а на книжной полке, между испещренных закладками томов «Унесенных ветром», «Гарри Поттера» и полного собрания сочинений Лурлин Макдэниел[28] и Сары Дессен[29], – блокноты в кожаных обложках: я вечно выпрашивала их у мамы и записывала туда свои эпические произведения.

Эта комната разительно отличалась от моей спальни в доме у Сисси. Она поощряла меня рисовать и петь, но складывала рисунки в коробку и прятала под кроватью, а от караоке у нее болела голова. На комоде гордо выстроились награды за участие в различных конкурсах. Увидев их, я едва не расплакалась. Несмотря на словесные поощрения, которыми щедро осыпала меня Сисси, настоящую свободу самовыражения мне давала именно мама: она искренне поддерживала все мои увлечения.

– Я предложил Айви устроить здесь студию, но она даже слышать об этом не хотела. Твоя мама считает, у тебя должно быть место, куда ты сможешь вернуться, когда будешь готова.

Я вытерла глаза, чтобы папа не заметил слезы. Мне хотелось сказать, что у меня уже есть прекрасная комната, но я сдержалась. Спальня в доме у Сисси не предназначалась для постоянного проживания: это комфортабельная гостевая комната, всегда чисто прибранная и готовая к приему временных постояльцев. А здесь сохранилась частичка моего детства, отсюда началось мое взросление. Как я могла этого не замечать? У меня закружилась голова, словно я заглянула в кривое зеркало и вернулась в прошлое.