Когда я вгляделся в твои черты (СИ)

Пылающие губы Микасы оказались в жалком сантиметре от его губ. Открыто. Долгожданно. Искренно. Сладко. Не вовремя. Он принёс первый поцелуй в жертву решительности и силе. Он растоптал откровение и ясность. Так было нужно.

И всё же…

- Почему я тогда не сделал этого? - спросил он себя самого.

Почему не позволил жизни победить смерть? Почему не позволил ей заполнить собой пустоту? Почему вдруг вспомнил это мгновение в тот вечер?..

В дверном проёме показалась коляска госпожи Шпигель - маяк, освещающий путь обратно в настоящее. Хозяйка дома бодро въехала в сад и остановилась подле детей.

- Приходил незнакомый господин приятной наружности, со светлыми волосами такой. - Она показала на себе очертания собранных в пучок прядей. - Просил передать тебе посылку, Микаса.

- Господин со светлыми волосами? - Микаса резко подскочила с земли. - Он ещё здесь?

- Нет, милая, он сразу же уехал.

- Откуда он вообще узнал, где ты? - ворчливо заметил Эрен и сел, прислонившись спиной к стволу дерева. - Жуткий какой-то тип…

- Да какая разница? Надо очень ему преследовать малолетку вроде меня! - возмутилась Микаса.

Упаковка из малинового бархата, пастельно-жёлтая атласная лента - без сомнения, это был подарок. Но по какому поводу?

- Тот человек беспокоит тебя, дорогой друг? - спросила Эрена госпожа Шпигель.

- Не знаю. Наверное. - Он пожал плечами. - Просто Микаса его не знает и беспечно доверилась.

- Он дал повод усомниться в доброте своих намерений?

- Мне показалось, он за многое испытывает чувство вины и скрывает нечто ужасное. При его деньгах обычно так и есть, - злорадно подытожил Йегер.

- Не стоит торопиться с осуждением. Прежде ты так и делал.

- Понимаю, я звучу как говнюк. Но не могу отделаться от дурного предчувствия, Грета, вот и всё. - Он приложил к груди ладонь и смял ею ткань футболки.

- Истеричка ты, вот и всё, - передразнила его Микаса, усаживаясь рядом, и вскрыла обёртку своего подарка.

Сверху лежала миниатюрная открытка, на которой было выведено каллиграфическим почерком послание: «Спасибо, что не позволила мне уйти». Микаса улыбнулась и отложила открытку в сторону, принявшись оглядывать большую книгу в толстом переплёте. «Эрмитаж. Собрание живописи» - гласило английское название на обложке, где была нарисована черноволосая девушка с музыкальным инструментом.

- Ого… - удивилась Микаса. На её лице читалось одобрение.

- У этого джентльмена есть вкус, - поддержала госпожа Шпигель.

- Картина и впрямь чудесная, - справившись со своей злобой, добавил Эрен. - Мне почему-то от неё очень спокойно, но в то же время хочется лить слёзы. Не знаю почему. Наверное, из-за того, какой печальный здесь свет. Зато цветы и фрукты настолько яркие, что аж тошно от красоты и умиротворения, когда вокруг столько тоски.

- Впервые слышу, чтобы выражали именно такие эмоции при взгляде на это полотно, - с интересом подметила госпожа Шпигель.

- У музыкантши в глазах есть что-то томное и таинственное.

- Это не она… - Микаса прыснула в кулачок. - Это «Лютнист» Караваджо?{?}[Микеланджело Меризи да Караваджо (1571-1610 гг.) - итальянский художник, реформатор европейской живописи XVII века, основатель реализма в живописи, один из крупнейших мастеров барокко. Его знаменитая картина «Лютнист» существует в трёх версиях: В Эрмитаже в Санкт-Петербурге, в Метрополитен-музее в Нью-Йорке и английской усадьбе Бадминтон-хаус.]. Андрогинный тип внешности музыканта символизирует единение противоположностей на примере согласия мужского и женского начал. То же самое относится к сочетанию природы и искусства, выраженному в цветах с фруктами и нотной тетради. Караваджо столь же известный и влиятельный мастер своего времени, какими были до него Рафаэль, Микеланджело или Леонардо.

- Черепашки-ниндзя, что ли? - со смешком спросил Эрен.

Микаса приоткрыла рот и в недоумении посмотрела на него. Глаза Эрена лихорадочно забегали: «Я ляпнул какую-то ересь, я ляпнул какую-то ересь… Наверняка выгляжу как придурок. Позорище! Нельзя было так шутить. Лучше бы промолчал и не сознавался в беспросветной глупости».

- Мда… - протянула Аккерман и снисходительно улыбнулась.

Эрену хотелось проклинать эту улыбку: она была оскорбительной. В этой улыбке он увидел себя со стороны: согласие на меньшее, смирение с собственной твердолобостью.

- Я сморозил фигню?

- Немножко. Но всё в порядке. - Она махнула рукой, не переставая улыбаться. - Эрен как Эрен. Ничего страшного. Просто мы с тобой говорим на разных языках.

«Это мы-то с тобой?! Проклятье! Я в каком-то благостном аду. Мы никогда не говорили на разных языках! Мы с тобой не всегда понимали Армина, но только не друг друга… Я попросту жалок. Тупица. Пытаюсь угнаться за тобой на хромой кобыле, а толку-то? Разорвать бы в клочья эту долбанную книженцию - корень зла! Почему какой-то незнакомый мужик вдруг понимает мою Микасу лучше, чем я?»

***

Октябрь 2012-го года