Тем вечером, уходя, Ларс Дольф увел за собой в город трех студентов – двух психологов и парня из студенческого братства, который еще не определился с направлением, – чтобы зачислить их в буддистскую семинарию на Джексон-стрит, хотя до конца стэнфордского весеннего семестра оставалась жалкая пара недель. Дебри впечатлился настолько, что и сам подумывал перевестись, пока Ларс не сообщил ему, что лекции о сутрах читаются в четыре утра шесть дней в неделю. Дебри решил, что ограничится писательским семинаром: тот собирался трижды в неделю в три пополудни – за кофе и плюшками. И все равно Дебри, как брат и все остальные, был поражен в самое сердце. А неоспоримый феномен Ларс Дольф правил полуостровом до осени, когда гнавший слишком долго, страстно и быстро джип «виллис» с охрипшей коробкой передач вкатил Хулихена на двор и в жизнь Дольфа.
Знаменитый Хулихен. Скуластое ирландское лицо, что беспрерывно и синхронно отплясывало с десяток рожиц, небесно-голубые глаза, кокетливо глядевшие из-под длинных ресниц, слава и неостановимая болтовня: Хулихен сделался сенсацией в стэнфордском бонгосообществе, не успел истерзанный джип перестать дымить. Этот человек был диковиной, вполне сопоставимой с Ларсом Дольфом по харизме и характеру, да и тусить с Хулихеном, не томившимся под пятой восточной догмы, было куда приятнее.
На деле между ними не было никакого сходства. Однако сравнений было не избежать. Хулихен быстр, Дольф – флегматичен; Хулихен жилист и бодр, Дольф – дебел и вял; бедного Хулихена стравили с Буддистским Быком прежде, чем он узнал о существовании соперника. К середине осеннего семестра в передовых кофейнях Пало-Альто говорили только о свежем хулихеновском блицкриге: как на выступлении Аллена Гинзберга он вскарабкался на сцену в Зале Динкелспил босой и полуголый, с фонариком в одной руке и мухобойкой в другой, и принялся гоняться по эстраде за невидимыми шустриками: «Может, Гинзи, оно все и так, да только я видывал, как лучших мышей
– Вот интересно, а сможет Хулихен так же запудрить мозги Ларсу Дольфу? Если, понятно, они сцепятся рогами…
Дебри видел историческую встречу. Она имела место на подъездной дорожке к дому высокого, темнобрового, призрачного студента юрфака Феликса Роммеля, который утверждал, что он – внук знаменитого немецкого генерала. Никто особо не верил этому утверждению, пока из Франкфурта не прибыл огромный контейнер, в котором (объявил Феликс) приплыл дедушкин «мерседес». Позвонили Ларсу Дольфу: не хочет ли он взглянуть на классическую реликвию фатерлянда? Дольф прикатил на велосипеде. На обширной лужайке дома в Сан-Матео Феликс устроил вечеринку с шампанским; автомобиль в это время церемониально распаковывали и вкатывали задом в гараж под сумрачными мерцающими огнями. Ларс аккуратно осмотрел машину, умилившись двуглавому орлу, так и не слезшему с насеста на крышке радиатора, а также каким-то картам и каракулям Лиса Пустыни, которые Феликс показал, отворив бардачок.
– Красотища, – сказал Ларс всем и каждому.
Машину тщательно берегли, на ней не нашлось ни царапинки, разве что при перевозке сплющили с правой стороны передний бампер, пригнув его к колесу. Феликс даже завел двигатель, прикурив от аккумулятора Дебри. В гараже большой мотор урчал на холостом ходу, во дворе все пили шампанское. Феликс спросил Дольфа, не хочет ли тот сесть за руль, когда выпрямят бампер; как только Феликс сдаст экзамен Калифорнийской коллегии адвокатов и будет допущен к практике, ему понадобится шофер. Феликс сказал, что не сможет водить еще девять месяцев, потому что его задержали за рулем в нетрезвом виде, а жена не водит, потому что она иудейка.
– В общем, мне нужен человек.