Это была бурная схватка, изобиловавшая частыми нападениями, нырками, уходами. Юноши — чех и русский, — действуя быстро и темпераментно, не уступали друг другу в ловкости.
Бой был равным, присудили ничью.
Потом дрались «петухи» — бойцы легчайшего веса, боксеры азартные и горячие.
На третьем раунде русский «петух» от какого-то неуловимого удара вдруг закачался. Чех захватил инициативу и выиграл схватку по очкам.
Это воодушевило пражскую команду. Новый боксер в весе «пера» с первой же секунды повел сокрушительную атаку. Увлеченный успехом товарища, он не рассчитал своих сил до конца и поэтому проиграл.
Команды имели по три очка. Публика была возбуждена. В выкриках чувствовался нарастающий азарт, желание, чтобы выиграли свои.
Ширвис воспринимал шумное поведение публики и хлопки как вызов. Его возмущала излишняя корректность товарищей на ринге, которые даже победителям горячо пожимали руки и держали себя так, словно рады были получать затрещины.
«Какой же это бокс — телячьи нежности. Боец не должен обниматься с противником. Кто бы он ни был. Подождите, я покажу, как надо вести себя на ринге. Крикуны быстро умолкнут».
Ширвис с нетерпением ждал своего выхода. Две следующие, одна за другой, победы товарищей еще больше раззадорили его.
Выйдя на ринг, Ян исподлобья взглянул на своего высокого, сухощавого противника. Чех вежливо улыбнулся. Ширвису показалось, что парень заискивает перед ним. Он смерил его презрительным взглядом и отвернулся.
Когда ударили в гонг, Ян, слегка лишь пожав руки противнику, вскинул кулаки. Не успел чех опомниться, как получил такой удар слева, что потерял равновесие и упал на колени.
Публика притихла. Судья начал отсчитывать секунды. На счете «восемь» ошеломленный чех поднялся и судорожно выставил перед собой перчатки. Он уже боялся противника и думал только о защите.
Поведение чеха вызвало у зрителей недовольство. Болельщики загудели, их возмущал панический страх соотечественника. Ширвис, приняв этот ропот на свой счет, еще больше распалился. Не давая чеху передышки, он гонял его по рингу, стремясь подцепить на точный, нокаутирующий удар.
На третьей минуте резким тычком в солнечное сплетение Ян вторично сбил противника на землю.
От нокаута чеха спас гонг. Публика захлопала: не все еще потеряно, сейчас средневес оправится.
«Не радуйтесь, ваш боксеришка от нокаута не уйдет», — с усмешкой глядя на трибуны, думал про себя Ян.
Сомов, обмахивая его полотенцем, шепнул:
— Только прошу: не зверствуй. Жестокость не делает нам чести. У тебя явные преимущества.
— Я же не целоваться с ним вышел!
И Ян, чтобы не слушать советов Владимира Николаевича, прижал ухо к плечу.
Во втором раунде отдохнувший чех наглухо закрывался. Нокаутировать его, было трудно, это обозлило Ширвиса. Отвлекая внимание противника, пригибаясь, он начал работать по корпусу, потом неожиданным крюком снизу прорвался сквозь сомкнутые кулаки чеха и, не дав ему прикрыться, нанес несколько сильных ударов в лицо.
Из носа чеха показалась кровь. Он повис на Ширвисе. Ян оттолкнул его и, прижав к канатам, начал бить слева и справа.
Азартные зрители повскакивали с мест. Хлопки и гул, несшиеся с трибун, уже не прекращались.
«Ага, проняло, наконец захлопали!» — злорадствовал Ян.
Он месил противника, как тренировочный мешок, не давая ему передышки. Изнемогавший чех шатался. Усталость и боль исказили его окровавленное лицо. Стремясь укрыться, спастись от резких, сотрясавших его ударов, он прижался спиной в угол, где смыкались канаты, и, скрестив руки, закрыл перчатками голову…
Ян отскочил в сторону, чтобы зрители увидели, какой трус его противник. И когда по стадиону прошел гул возмущения, Ян сильным ударом снизу вверх разъединил скрещенные руки.
Рефери, видя явное преимущество советского боксера, дал свисток и поднял руку, давая понять, что прекращает бой, но Ян, слыша только рев толпы, в каком-то исступлении загнал противника в угол и резким ударом в подбородок выбил его за канаты.
Чех грохнулся с помоста на песок и раскинул вялые руки.
На другой день рано утром Сомов собрал всех боксеров у себя в номере.