Когда истина лжёт (СИ)

- А вообще не тебе, Коротков, жаловаться на контрольную. Ты-то всё списал с телефона, а вот, как минимум, трети класса повезло меньше. Они сидят прямо у меня перед носом, и все их поползновения руками я вижу сквозь парты, - с характерным смешком и замявшейся аудиторией, он продолжал: - У вас даже отличницы списывают, да, Кравец? Всю пару подстраивалась под Скавронскую, пытаясь выведать ответы на свои вопросы. Четырнадцать раз подлезла к ней, а она три из них – отказала, пять – ответила не сразу, а на остальные – дала беглый ответ из нескольких слов. Так что я жду от тебя перековерканные слова Скавронской, разбавленные большим количеством воды.

- Егор Дмитрич, - по-детски скандировала недовольная Ксеня, сидя рядом со мной. – Вы что, следите за нами?

- Кравец, я, может быть, разрушу твои розовые мечты, но про то, кто, куда полез, кого спросил и сколько раз, я могу рассказать про каждого в этой аудитории, - снова пробилось его высокомерие и самолюбие.

Хотя, откровенно говоря, иногда остужать пыл подруги следовало бы. Мне-то тоже приедалась её увлечённость этим мужчиной (вопрос открыт). Кстати, именно от Ксюши я узнала, что практиканту нашему недавно исполнилось двадцать три. Не знаю, где они нарыли дату его рождения, правда. Не удивлюсь, если они влезли в документы секретаря директора. А ещё он не был женат никогда, у него нет детей, и на своём потоке, что в лицее, что в универе, он был, чуть ли не гением. После таких дифирамбов у меня появился только один вопрос: как человеку с дипломом специалиста и претендентом на магистра по истории удалось (без педагогического образования) преподавать предмет детям. Ведь без корочки педагога нельзя допускать до людей. Да и кто бы этому садисту дал диплом педагога?! Он же… садист натуральный.

Остаток дня прошёл неплохо, если не учитывать тот факт, что периодические встречи в коридоре с Егором Дмитричем приносили райское наслаждение Ксене, а мне – женское удовлетворение её счастьем и больше ничего хорошего. После третьей пары мы, как всегда, отправились домой, и уже тогда я чувствовала, как медленно к точке кипения подошло моё молочко фирмы-производителя «Кравец» от коровки-Егорки. И взорваться на ровном месте мне помогло метро – столько людей, все такие ничтожные, уставшие и даже жалкие, что я себя чувствовала просто Королевой, как минимум, Елизаветой. Позже пришло сообщение от матери с просьбой скупиться в супермаркете и расплатиться карточкой. Вспомнив любовь Ксени ходить по магазинам, и по продуктовым в частности, я потащила её с собой в один из самых ближайших, крупных маркетов, с большим выбором товаров, длинными стеллажами и множеством касс. «То, что доктор прописал».

Я оказалась права, ненадолго правда, иногда её так и порывало рассказать мне о том, какие у Егора (она называла при мне его уже просто по имени) красивые светло-зелёные глаза, как они пронзительно смотрят, как он своим взглядом буквально мысли её читает. Ксеню не волновало, что мысли эти уже давно написаны на лице, а не скрыты в голове за черепом. Да и я думаю, что историку такое внимание нравилось куда больше, чем моя фантазия может себе позволить. Я ведь не знаю, о чём там думают мужчины за двадцать. Моим братьям только исполнился третий десяток, да и не настолько мы близки, чтобы читать мысли друг друга. Могу только сказать, что переоценка ценностей у Егора уже произошла, судя по его поведению с учениками и по той ситуации в туалете.

Дома меня поджидал неприятный сюрприз. Гости в лице маминой сестры с семьёй к четвергу уже уехали, а вот мама была не в духе. Вернее сказать, что она была чем-то очень огорчена. Её состояние, судя по тому, что она не отвечала на разрывающийся от звонков мобильник, оставляло желать самого лучшего. Руки тяготели накупленными продуктами, а она даже не могла мне помочь. Пришлось в марком белом пиджаке блуждать по дому, от прихожей до кухни, чтобы перенести всё в комнату, а не оставлять покупки на пороге. И она даже слова мне не сказала, хотя за носку этого пиджака могла бы снести мне голову. Отсутствие рефлексов меня не порадовало, а только заострило внимание. Я ждала, пока она обратит на меня внимание. Если сейчас к ней подойти и начать расталкивать её, как застывшую желешку, она расплачется. И так вижу, что обидел кто-то, а сказать мне - гордость не позволяет. Особой любви я не проявляла к ней, так уж повелось с подросткового периода, но в детстве всё было иначе.

Раскладывая покупки в холодильник, забивая его почти до отказа, тянула время, как можно дольше. И плевать, что надо отписаться Косте в скайпе и дать задание, плевать на гору примеров на завтра. Когда мама в таком состоянии, во мне просыпается маленький супергерой, который хочет спасти её.

- Тимирязев уже в пятый раз звонит, - напомнила я о телефоне, выключая звук вовсе, чтобы не раздражал.