Когда кончится нефть и другие уроки экономики

Нет ничего интереснее, чем вспоминать детскую книжку, читая серьезную работу по экономической истории. Когда Александр Дюма описывал в “Двадцать лет спустя” политические события – а самые интересные из них происходят с мушкетерами в Англии, – он следовал солидным источникам: “Истории дома Стюартов” Юма, воспоминаниям кардинала де Реца и другим историческим хроникам, но вот при описании быта опирался, видимо, на современные ему стереотипы. Дюма, написавший свою бессмертную эпопею о мушкетерах в середине XIX века, вложил в уста Портоса жалобы на то, что англичане все время пьют пиво. Это были неправильные англичане! Если бы господин д’Артаньян и его друзья остановились в доме у простого англичанина, они, скорее всего, пили бы домашний сидр. Но мушкетеры в основном останавливались в трактирах, и, значит, за двести лет до Дюма они пили все то же французское вино, что и у себя дома.

А вот через сто лет в том же трактире не привыкшим к пиву французам пришлось бы довольствоваться дрянным португальским винцом. Путь к английским потребителям великолепному французскому вину преградили торговые барьеры, воздвигнутые местными производителями пива и джина.

Таможенные тарифы на вино? Да кому какое дело до вина! Вот, например, в связи с запретом на импорт грузинского вина в 2006 году набор вин, доступных жителю нашей страны, радикально поменялся, и ничего – никакой революции это не вызвало. Однако триста-четыреста лет назад все было по-другому. Вино было чуть ли не стратегическим продуктом. Не существовало ни водоочистительных фильтров, ни привычки кипятить воду: в течение столетий алкоголь был едва ли не единственным гигиенически безопасным питьем. Неслучайно пьянство было профессиональным заболеванием пиратов: в длительных морских путешествиях они были вынуждены потреблять алкоголь, потому что не было возможности долго хранить пресную воду. В XVII веке всего две страны – Франция и Испания – производили вино, которое можно было экспортировать. Поэтому, когда в 1688 году вспыхнули войны – сначала Девятилетняя, а потом Война за испанское наследство, – англичанам понадобился новый источник алкоголя. Началась увлекательная экономическая история портвейна и торговых войн, когда вместо крови лились потоки вина и пива.

История с экономикой

Экономический историк становится известен именно тогда, когда его открытия противоречат принятому взгляду на какую-то эпоху и ее персонажей. Чикагский экономист Роберт Фогель взорвал спокойный ход дискуссии об экономическом положении чернокожих на Юге перед американской Гражданской войной, опубликовав собранные им данные об эффективности производства и уровне жизни на плантациях[86]. Вместо того чтобы ввязаться в горячую, тянущуюся десятилетиями дискуссию об эффективности рабского труда, в которой оппоненты обсуждали разные эпизоды из истории американского Юга, Фогель собрал и систематизировал данные о ценах на невольничьих аукционах. Оказалось, что, вопреки распространенному представлению, на Юге не ожидали ни войны, ни снижения производительности на плантациях. Как это можно было узнать? Очень просто. Если бы плантаторы ожидали неприятностей, цены на сезонную аренду рабов росли бы по сравнению с ценами на их приобретение. А данные аукционов показывали, что никакого падения цен не было: значит, южане не ожидали войны и тем более поражения. Как всегда, цена – лучший источник информации. В данном случае для историка.

Это в точности та же простая идея, о которой мы говорили в первой главе: глядя на цены активов, современные инвесторы видят, какие риски предсказывает рынок. Если плантатор считает, что в ближайшие годы никаких неприятностей не произойдет, а продажи и прибыли будут расти, он купит хорошего раба, а не арендует его. И правда, если прибыли растут, то и работники на следующий год будут дороже. Покупка раба, как и покупка любого актива, страхует от положительных сюрпризов на рынке. Аренда рабочей силы страхует от неприятных сюрпризов и, значит, отношение арендной ставки к цене показывает, положительных или отрицательных сюрпризов ожидают участники рынка. Перед самым началом Гражданской войны цена аренды оставалась стабильной, значит, плантаторы не ожидали ни конфликта, ни масштабных изменений в способе производства и образе жизни.