Когда кончится нефть и другие уроки экономики

В XVII веке Гоббс боялся беспорядка и потому предпочитал абсолютную монархию. Через сто лет Гамильтон и Мэдисон, обсуждая конституцию будущих Соединенных Штатов, нашли возможность ограничить центральную власть с помощью механизмов федерализма. Еще через двести лет эмпирические исследования лишь усложнили поиск окончательного ответа: китайский курс на децентрализацию экономического планирования, взятый в 1980-х годах, считается одним из главных слагаемых “китайского чуда”. А российская спонтанная децентрализация 1990-х не дала правильных стимулов ни местным властям, ни компаниям.

“Новая сравнительная экономика” – развитие другой новой экономики, новой институциональной. Для “старых институционалистов” Веблена и Коммонса институциональное развитие – просто эволюция политических, экономических, социальных норм. Коуз и Уильямсон, создавая институциональную теорию компании, добавили в картину этой эволюции структурности – институты меняются не просто так. Компании минимизируют трансакционные издержки. Стоимость написания, заключения и исполнения контрактов определяет, что именно предприятие производит само, а что заказывает у других компаний. Точно так же в новой сравнительной экономике наилучшие институты для какой-то страны – те, при которых общественные издержки, опасность беспорядка и опасность диктатуры минимальны.

Откуда взяться оптимальным институтам? Джанков с соавторами перечисляет разные возможности. Во-первых, институты могут появиться как следствие политического спроса: в начале XX века победа “прогрессивных” кандидатов в президенты США – Теодора Рузвельта, Уильяма Тафта, Вудро Вильсона – привела к значительному увеличению государственного регулирования. Иными словами, из “хаоса”, в котором крупные участники рынка могли манипулировать этим рынком как хотели, ситуация сместилась в сторону “диктатуры”. Вместо издержек “провалов рынка” появились издержки “провалов государства”: с одной стороны, нерегулируемый рынок более рискован, чреват периодическими кризисами; с другой – рынок регулируемый хуже учитывает информацию, находящуюся в распоряжении отдельных его участников. На таком рынке кризисы, возможно, происходят реже, зато масштаб их может быть гораздо больше, чем на рынке, который регулируется незначительно или вовсе не регулируется.

Во-вторых, институты могут появляться под давлением лоббистов. Лицензирование какой-либо деятельности и другие барьеры для входа в отрасль часто появляются именно как результат усилия групп особых интересов. Мы это обсуждали в главе об экономике общественного сектора. В-третьих, институты могут рождаться как следствие переговоров между разными группами в элите. Сговор баронов с принцем Джоном, по которому непопулярный король удержал свою корону ценой значительных уступок, – пример того, как сиюминутное соглашение, знаменитая “Хартия вольностей” дает жизнь традиции, на века определившей развитие страны.

ЗАО “Элита”

Дуглас Норт, получивший Нобелевскую премию за свои работы по экономической истории, предложил новую большую теорию. В ней нет марксистского разделения на базис, или экономические отношения, и политическую надстройку. В теории Норта политика и экономика неразделимы. Есть два основных способа общественного устройства: общество с ограниченным доступом и общество со свободным доступом.

Общество с ограниченным доступом возникает, когда посреди хаоса рождается элита. Элита удерживает власть за счет ренты, образующейся благодаря отсутствию свободного входа. Если только одна компания имеет право на производство какого-то продукта или монополию на торговлю каким-то продуктом с другими странами, она может сама устанавливать цену, получая монопольную ренту. Рента используется элитой и для удержания власти, и для хорошей жизни. Политическое устройство такого общества – механизм создания и поддержания рент, а экономическое – бизнес в условиях высоких входных барьеров. Высокая маржа у тех, кто внутри. Главная сфера, к которой имеет доступ только элита, – создание и изменение организационных форм.

А в обществах с открытым доступом, говорит Норт, все устроено по-другому. Существующие ограничения на вход по природе своей временны. Такая социальная структура существует примерно в двух десятках стран (мы в России называем их условно Западом), и именно они – лидеры экономического развития. Способность перейти от ограниченного доступа к открытому определила, по теории Норта, возможность перейти к современному экономическому росту.

Дуглас Норт недаром считается одним из основателей институциональной экономики – и в этой его теории существенную роль тоже играют институты. Но институты – вещь хотя и фундаментальная, но трудноуловимая. Другое дело – структура организаций, которые обеспечивают взаимодействие людей, – вот она, на виду. Здесь – тоталитарная личная диктатура, там – диктатура массовой партии, ограниченная к тому же исторической независимостью провинций, а вот – демократия с сильными традициями патернализма…