Когда ласточки кружат над домами

А теперь он был совершенно не примечательным стариком, что просыпался с рассветом, и шел на рынок, купить молока и свежего хлеба. Один из тех странных печальных стариков, которых вы видите каждое утро, идущих куда со своими сумками, а вы все думаете: «Куда же они идут? И почему им не спится в такую рань?». А я вам вот что скажу — совершенно не важно куда они шли, и зачем. Они просто не могут усидеть на месте, ведь всю свою жизнь они просыпались рано утром и шли на работу, а теперь их гнетет чувство ненужности. Они привыкли жить своим трудом, и куска хлеба в рот не положат, зная, что он достался им задарма. И пусть звучит это очень банально, но все они часть великого поколения, прошедшие через все возможные горести, а все кто пришел вслед за ними, включая меня, лишь стенали жалостно на пуховых перинах их былой славы, которую они добивались ценой своего здоровья, выматываясь до кровавого пота.

Бабушка моя, была не менее простой женщиной, что посвятила свою жизнь заботе о своих домочадцах, следуя за моим дедом по всей необъятной стране, мотаясь от средних широт до Северного Кавказа, а потом обратно. То примеряя на себя костюм городской домохозяйки, то облачаясь в черный платок а ауле в близь Гудермеса. Она все время была рядом, с того самого момента, когда шестьдесят лет назад она согласилась стать его женой, и до самой смерти, и наверное даже после, когда мой дед будет дремать где-нибудь на задворках загробного мира, она будет где-то поблизости, тихо ворчать, что он снова уснул, оставив телевизор включенным.

В тот день мы с Павлом проснулись в десять утра. Кристина приготовила нам превосходный завтрак, а я настаивал на том, чтобы она вернулась в постель, и как следует выспалась, но она не хотела даже слушать об этом. Ей всегда было необычайно важно проявлять заботу о нас. И я был бесконечно благодарен ей за это, но порой мне хотелось, чтобы она больше времени уделяла себе, и в те дни, когда я возвращался с работы раньше ее, как оголтелый спешил сделать все домашние дела, ничего ей не оставив, но даже в такие дни, она умудрялась испечь какие-нибудь булочки, и несколько раз мы даже серьезно ругались из-за этого. Но в тот день я не настаивал, ей и так было грустно от того, что она не могла поехать с нами.

Примерно в полдень мы приехали на вокзал, где нас уже ждал мой брат Вадим. И я даже не знаю, что же рассказать вам о нем. Дело в том, что мой брат из моих воспоминаний, и мой брат сейчас, были двумя совершенно разными людьми. Первый — необузданный хулиган, каким он был еще до свадьбы. Этакий Нил Кесади, если угодно. Его светлые вьющиеся волосы всегда были растрепаны, а с лица не сползала улыбка сорви головы, что вечно мчался к девчонкам, и просто сходил от них с ума, разгоняя свою старенькую «Ладу» до 160-ти. Или еще раньше, когда я был совсем еще ребенком, и всюду таскался за ним, а он целый день торчал на футбольном поле, и скажу я вам футболистом он был чертовски хорошим. Он учил меня как управляться с этим миром, после того как ушел отец. Учил меня драться, и не бояться бить прямо в лицо. Конечно, в широком смысле это никак нельзя назвать воспитанием, но в конце концов, он и сам еще был 13-ти летним мальчишкой, и он старался как мог. Он заботился обо мне. Но его любовь, была любовью хулигана, за которым прятался напуганный не менее чем я юнец, которому ни за что на свете нельзя было показывать этого, ведь я следил за каждым его движением.

Второй же, был тихим семьянином, которым Вадим был теперь. Ему было немного за тридцать. Водил он непримечательную «Шкоду», и вряд ли хоть раз разогнал ее больше 110-ти. У него были жена и двое детей. Работа в крупном гипермаркете, и недостроенный дом в пригороде. Вьющиеся волосы он давно уже сбрил, чтобы не так бросалась в глаза его лысина. А та безумная улыбка, давно уже пряталась за угрюмым выражением лица. В последние годы мы редко общались с ним. Может быть, не хотели видеть друг друга такими. А может, не хотели вспоминать о детстве, в котором было не так уж много радостных моментов, и было много вещей, о которых не хочется вспоминать. Так нам проще было устроиться в жизни, и пытаться быть нормальными, в отличие от нашего старшего брата, которому досталось больше всех, и теперь, он почти был потерян для жизни. Если честно, мне не очень хочется разбираться во всем этом, и потому скажу лишь, что так было проще для нас обоих.