Когда ласточки кружат над домами

С Вадимом я встретился у входа в вокзал. Мы пожали руки, он оставил мне своего старшего сына Илью, который был ровесником Павла, и мы почти сразу разбежались, ведь ему еще предстоял обратный путь домой. Войдя в вокзал, я вдруг понял, что мне впервые довелось оказаться здесь в столь страной для меня компании. Обычно я появлялся здесь с рюкзаком, и в какой-нибудь битой куртке из военной комиссионки, и стоптанных ботинках. Со странными парнями, что громко смеялись и отпивали из бутылки, прикрытой бумажным пакетом, что была спрятана у них за пазухой от вездесущих взглядов полиции. А тут, в компании двух сорванцов, в своей чистенькой куртке, и новых кроссовках, весь из себя приличность, подхожу к кассе и покупаю три билета. Затем провожу детей к автобусу, включаю им супергеройский фильм, а сам откидываюсь в кресле, и жду начала пути.

В то время мне не часто удавалось выбраться из города, и даже такая мелочь как 150 километров по трассе 14К, были для меня настоящим глотком свободы. Всю дорогу я просто смотрел, как за грязным окном проплывают деревушки. И мерный быт дороги приводил мои чувства в порядок, ведь здесь, все было ясно и однозначно. Ты просто мчишь вперед, оставляя все позади, а если нет, то все, кто мчат впереди оставят позади тебя, и навсегда забудут. И вся моя жизнь была как эта дорога. А эта дорога, была как вся моя жизнь. Да и вообще скажу без раздумий, если вам кажется, что все потеряло смысл, пускайтесь в дорогу — она то уж, научит вас жизни.

Глава 14

Старый Оскол — на редкость не примечательный город. Состоит он сплошь из спальных районов, что перемежаются лишь промышленными зонами. Вся его жизнь вертится вокруг двух карьеров и металлургического комбината. Населяют его в основном работяги, а из примечательных мест, лишь стандартный набор провинциального города — центральная площадь, краеведческий музей, два парка и памятник павшим солдатам. Да с десяток красивых довоенных улочек в старом городе, где можно найти иногда великолепный дом дворянина и парочку фабрик с колоритом царской России.

Мои старики жили в одном из старых районов, где были сплошь кирпичные пятиэтажки, что стояли невдалеке от рынка, вниз от реки Оскол и железнодорожной развязки, где доживали свои дни ржавые товарные вагоны. В небольшой двухкомнатной квартирке, где они вели свой тихий стариковский быт.

Когда мы показались у них на пороге, их лица сияли радостью. Внуки и правнуки не часто навещали их, ведь ни у кого из нас не было свободного времени, а жили они далеко от нас. И в те короткие недели, когда их дом вновь наполнялся детским смехом, они заметно приободрялись, совершенно забывая о болезнях, от которых они страдали весь год, и порой мне казалось, что морщины на их лицах разглаживались, и откуда-то у них брались силы, весь день возиться с детворой.

Не успели мы еще и раздеться, как мой дед тут же засуетился по коридору, он всегда был человеком сентиментальным, хоть и пытался это скрывать, поэтому не выдержав, он с волнением произнес:

— Ну и чего вы так долго ехали?

— Не дольше обычного, — возразил я ему с улыбкой.

— Ну как же не дольше? — он посмотрел на свои наручные часы. — И правда не дольше, — мой дед был чемпионом по части ворчания. — В любом случае стол уже давно накрыт, а я открыл бутылку молодого вина, так что давай ка там поживее.

— Ну чего ты к ним пристал! — вступилась за нас бабушка. — Дай им хотя бы раздеться.

— Да ни к кому я не приставал, — он возмущенно покачал головой и скрылся в гостиной, откуда напоследок послышалось. — Вечно все третируют того бедного деда, — а дальше его ворчания было уже не разобрать из-за шума телевизора.

Бабушка тем временем подошла поцеловать меня, и мне пришлось согнуться вдвое, ведь она еле дотягивала мне до груди. Она коснулась рукой моей и бороды, и тихо, с грустью сказала: «Когда же вы все успели вырасти?».

Остаток вечера мы провели дома, расположившись в гостиной, пока за окнами выла вьюга, которая застала нас еще в дороге. Бабушка тихо читала газету, я и дед расположились в креслах и смотрели боксерский матч, а дети возились со своими игрушками и мобильными телефонами, то смеясь, то ссорясь, разбегаясь по разным комнатам, а затем снова собираясь ради новой игры.

И в этом тихом зимнем вечере было что-то волшебное и уютное, и мне так хотелось, чтобы Елинич сейчас был здесь, и смог увидеть, как прелестны могут быть зимние деньки, в окружение тех, кто тебя любит и ждет, и разделить с ним спокойствие семейного круга, которого он уже давно был лишен. Я позвонил ему тем же вечером, в надежде, что смогу заманить его в Старый Оскол, но Елинич был пьян, и, кажется, даже не сразу понял, зачем я ему звоню. А я все твердил ему:

— Да бросай ты там все, и приезжай сюда. Проспишься как следует. Наешься домашней еды. Прочистишь голову, а потом мы вместе вернемся в город.

— Нет. Я лучше здесь, — и уже назойливым пьяным крикам. — Да потише вы там! — и снова мне. — Руслан, ты не обижайся, но все эти семейные посиделки не для меня. Ну ладно, мне пора. У нас тут вечер в самом разгаре, — и он бросил трубку.