Борис частенько не мог выразить свое мнение, вечное «я не уверен», «я не думаю, что смогу». Анна же знала цену своему слову, от нее редко можно было услышать «не скажу наверняка» и «мне кажется». Она говорила однозначно и ясно, потому что знала, как трудно заставить людей себя слушать, и раз уж ее готовы выслушать, выражаться нужно со всей определенностью. У нее не было необходимости что-то доказывать, поэтому слушать для него было куда важнее, чем говорить. Она знала, что имеет возможность узнать что-то новое, слушая других. Разговор для нее был интересен сам по себе, а не как возможность утвердиться за счет собеседника. Ей были интересны люди, она слушала их и пыталась узнать, что на самом деле у них на уме, а не на языке, или еще того больше, что они не хотят говорить или даже пытаются скрыть. Она никогда не судила других, для нее каждый был хорош по-своему, и сравнивать себя с другими или принижать их, чтобы самому казаться лучше для нее не имело никакого смысла.
Они стали друзьями, ее энтузиазм придавал Борису уверенности, благодаря ее поддержки молодой человек открыл свои чувства нравившейся ему девушке. Многие считали, что у Анны и Бориса роман, а он и вправду был восхищен ее, но не более.
После окончания университета он остался на кафедре и начал преподавать…
Анна сидела на лекции безучастно, ее тело находилось в аудитории, а мысли витали где-то далеко. На следующей недели начнется работа над дипломом, но она не представляла, как она будет его писать в таком состоянии. Борис несколько раз проходил между рядами столов, пытаясь понять, что не так с его подругой. Опущенная голова, нет блеска в глазах, слово «проблема» большими буквами было «написано» у нее на лбу, и более того, в ее взгляде, наверное, впервые в жизни, была растерянность, словно она не знала, как с этим бороться.
– Зайди на кафедру, разговор есть, – негромко произнес Борис, подходя к ней.
После лекций Анна зашла к Борису, но на кафедре она застала только Изольду Юрьевну.
– Извините, я к Лишевскому, – сквозь зубы процедила Анна.
– Я за него, ляля моя, у меня тоже есть уши, – доцент заметила не свойственную Анне неуверенность.
Дверь открылась.
– Ну что у тебя такой холодный взгляд? – поинтересовался входящий Борис
– А шо вы, Борис, хотите? У нее зрение минус три, конечно он холодный, а не нравится, не смотрите, а то простудитесь и завтра не придете до службы, – ответила за Анну доцент.
Анна заулыбалась от шуток Изабеллы.
– Дипломную надо начинать, – как-то неуверенно промямлила она, – напишу какою-нибудь ерунду, все смеяться будут.
– Когда над тобой смеются, это не страшно, страшно, когда над тобой плачут, – Изольда, как всегда, была права, – и с каких это пор вы стали бояться того, шо вам приносит удовольствие?
Анна вздохнула.
– Поехали, домой тебя отвезу, – предложил Борис.
Они ехали молча, молодой человек не знал с чего начать разговор, да и внутренний такт не позволял ему давить на подругу.
– Я не знаю, что делать, Борь, – начала неуверенно Анна, – прошлой ночью он назвал меня Ксюша.
Брови Лишевского поползли кверху, делая изумленные глаза огромными и от этого его взгляд стал каким-то растерянным. Он резко свернул к обочине и остановил машину.
– Я тебя предупреждал! Я единственный кто был против ваших отношений и вашей свадьбы! – он кипел от возмущения, – и что? Я оказался прав.
– Ой, не начитай! Что говорить за то, что было, я не знаю, что мне делать сейчас, – хладнокровно ответила Анна.
– Я, конечно, понимаю, тебя шкалит от ревности, – пытался понять подругу Борис.
– Какая ревность?! У меня состояния, будто меня облили ушатом дерьма…а он, если хочет, может валить на все четыре стороны к разным Ксюшам, – она была рассержена, всё ее тело напряглось, крылья носа шумно раздувались, верхняя губа, словно звериный оскал, была напряжена.
Борис прекрасно понимал, что Анну оскорбил не сам факт названия ее другим именем, а то, что ее игнорируют, ее, такую замечательную и правильную. Он где-то внутри чувствовал, что она не получает от мужа должного уважения, понимания, а возможно даже любви.
– Это не ревность, Борь, это обида и боль от предательства человека, которому я доверяла.
Он молчал, давая возможность ей высказаться.
– Что мне делать? Кому я нужна с ребенком на руках? – страдальческие бесцветные глаза смотрели на мужчину.
В этой молодой женщине было трудно узнать ту Аню, которую от увидел 6 лет назад в дверном проеме кафедры.
– Я собрала ему шмотки и выгнала, он ушел, но ничего не взял, – она глубоко вздохнула.
– А что Мая Аркадьевна? – поинтересовался Борис.
– Хм, мама сказала, что я сама себе мужа выбирала, – оскалилась в улыбке, качая головой Анна.
– Короче, давай так, сначала реши, что ты хочешь, а потом отсюда будет вытекать, что нужно делать для этого, – разумно заявил Лишевский.
– Конечно я хочу, чтоб он был со мной и Иринкой, – Анна изумленно смотрела на Бориса.
– Зачем тогда выгнала?
– А что я должна была сделать? Пригласить эту Ксюшу на кофе? – язвительная усмешка коснулась ее губ.