Когда любовь была «санкюлотом»

Переведенная в конце октября 1793 года в Консьержери, Манон, находившаяся под строжайшим надзором, сумела все-таки передать последнее письмо Бюзо:

«Ты, которого я не осмеливаюсь назвать; ты, о котором узнают, когда будут оплакивать наши несчастные судьбы; ты, которому самая сильная страсть не могла помешать остаться добродетельным, будешь ли ты оплакивать меня, узнав, что я раньше тебя ушла туда, где мы сможем любить друг друга, не совершая преступления, где ничто не помешает нам соединиться?.. Я уйду раньше и отдохну; останься на земле, если есть еще честные люди, которые укроют тебя; живи, чтобы обличать несправедливость…»

8 ноября Манон отвели на эшафот. В тележке находился еще один приговоренный, этот человек был совершенно раздавлен от мысли, что его сейчас казнят. Госпожа Ролан попыталась подбодрить его. На площади Революции стояла огромная статуя Свободы. Манон не смогла удержаться от красивой фразы:

— О, Свобода, — воскликнула она, — сколько преступлений совершается твоим именем!

Тележка остановилась у подножья эшафота.

— Идите первым, — сказала она своему спутнику, — вы не сможете смотреть, как я умираю.

Палач запротестовал, говоря, что французский этикет требует пропускать даму вперед.

Госпожа Ролан улыбнулась.

— А разве может француз отказать даме в последней просьбе? Я сумею подождать!

В шесть часов десять минут голова госпожи Ролан покатилась в корзину.

Узнав о смерти Манон, господин Ролан, прятавшийся недалеко от Руана, покинул свое убежище, спокойно отправился в лес, привязал свою трость-шпагу к дереву и, кинувшись на нее, пронзил себе сердце…

А Бюзо в отчаянии написал одному из своих друзей в Эврс:

«Ее больше нет! Ее больше нет, друг мой. Предатели казнили ее. Вы понимаете, что мне больше не о чем жалеть на земле. Сожгите письма, когда узнаете о моей смерти. Я сам не знаю, почему хочу, чтобы вы сохранили ее портрет, вы один».

Затравленный Бюзо пересек вместе с Петьоном всю Францию. В конце концов, усталые и переставшие сопротивляться, они покончили с собой в сосновом лесу близ Медока. Неделю спустя их тела, разорванные волками, были найдены…

Тремя днями раньше, 5 ноября, был казнен Филипп Эгалитэ, ставший подозрительным после предательства его друга Дюморье… Оказавшись перед гильотиной, этот человек, в первую голову ответственный за революцию, услышал, как какой-то простолюдин крикнул ему: «Ты хотел быть королем… Твоим троном станет эшафот!» К этому моменту он был уже совершенно разорен и оставил госпожу де Бюффон в нищете…

ФАБР Д'ЭГЛАНТИН ПРЕВРАЩАЕТ СВОЮ ЛЮБОВНИЦУ В БОГИНЮ РАЗУМА

Он любил рифмы и обожал разум.

Ж.-К. ПЕРРЕН

Пока машина, изобретенная Гильотеном, безотказно работала в ярмарочной обстановке, многие революционеры старались соединить приятное с полезным, используя службу, чтобы обогатиться [96].

Эта продажность привлекла внимание ярого роялиста барона де Батца, мечтавшего облить республику грязью, втянув нескольких депутатов в громкий скандал. Он остановил свой выбор на двух самых продажных революционерах: Фабре д'Эглантине, которому очень дорого обходились любовницы, и Франсуа Шабо.

Этот бывший капуцин, бывший монах, вор и распутник, о котором я рассказывал в томе V, стал благодаря революции важной птицей. В 1790 году он организовал в городе якобинский клуб, сказав, что будет переводить на местное наречие для крестьян новые законы Учредительного собрания. Этот клуб позволил ему соблазнить многих молодых женщин: увлеченные его красноречием, они, сами того не замечая, оказывались в его постели…

Узнав о его подвигах, аббат Грегуар, епископ Блуа, любивший энергичных людей, назначил Шабо викарием в своей епархии… Покинув Роде, бывший капуцин отправился на берега Луары, и многие молоденькие жительницы провинции стали жертвами его распущенности. Как говорят очевидцы, новый викарий гораздо чаще пел «Марго раздвигает ноги», чем «Жалобы бедного грешника»…

Обязанности священника совершенно не мешали Шабо проповедовать революционные идеи. Он был достаточно умен и понимал, что он неудачник и только политика может позволить ему добиться роскоши и денег, о которых он мечтал. Каждый вечер он ходил по улицам в грязной сутане и, выставляя напоказ плебейские манеры, вульгарно сплевывая на землю, нападал на аристократов, «хапуг и жуиров». Народ с энтузиазмом внимал его речам.

— Взгляните на мою одежду, — восклицал Шабо, — я, как и вы, вышел из народа. Я принадлежу к церкви [97], но я ненавижу аристократов. Я конституционный священник, новое духовенство отказалось от целибата. Лично я люблю женщин и не скрываю этого!.. Кстати, у меня есть все, чтобы понравиться любой женщине…

Добрый народ, конечно, радостно приветствовал эти слова и грубые шутки, а Шабо продолжал ханжеским тоном:

— Хоть я и ношу юбку, любезные гражданки, не считайте себя со мной в безопасности. Я мужчина, будьте уверены. А если сомневаетесь, то положите руку на мою «кропильницу»…