Когда магия покидает мир

Спаситель наш, Сын Божий – вот Тот, чья сила сопоставима с силой сгинувших предков, но и она по природе своей далека от магии. Даже средней руки маг нынешних времён ещё сумеет превратить воду в вино. Но чтоб из ничего сотворить что-то, тот же хлеб и рыбу, например? Воскресить умершего? Восстать самому после казни? Нет, такие чудеса под силу лишь Сыну Божьему. И ещё, возможно, магии древних, если, конечно, верить всему тому, что о них писано и сказано в легендах и сказках.

Сила Божья в другом. Она иной природы, потому любая магия бессильна на освящённой земле. Но и силой молитвенного слова лишь очень немногим удаётся сделать что-то. И тогда это всё называется чудом, а не волшебством.

Где же тогда та тонкая грань между святым человеком и магом? Между магией и силой Всемогущего Господа? Как разграничить их в этом мире? И как не ошибиться при этом? Допустимо ли одновременное их существование? Или всё-таки приход Спасителя в этот мир запустил необратимый процесс? Что будет в итоге в самом конце? Все маги исчезнут, а сила останется в руках лишь набожных служителей Господа? Таких, как епископ Крисби и его братья-микаэлиты?

Мысли и вопросы, остающиеся без ответов, перетекали в голове так же плавно, как и серебристый песок в тяжёлых настольных часах. Когда упадёт последняя песчинка, дворцовый гонг пробьёт шестую стражу. Осталось совсем немного, сентябрьские сумерки уже скрыли завесой тумана шпили собора в окне напротив.

Камин давно прогорел, и почерневшие угли лишь кое-где подмаргивали золотыми искорками. Колени и ноги, укутанные накидкой, подбитой горностаевым мехом, отзывались на тепло горячим жаром в венах.

Хороший вечер: по-осеннему тихий и покойный. Дождик прошёл ещё до полудня, окна на ночь решено было ставнями не закрывать, и вот теперь прохлада едва-едва ощущалась свежим дыханием и кожей лица.

И посыльный сегодня привёз хорошие новости: вспышки недовольства в провинции Риддер, вызванные ростом налогов при общем неурожае на хлеб, посланными войсками подавлены меньше чем за неделю. Ответные указания о размещении солдат на зимние квартиры в той же провинции Его Величество отправил немедленно, без всяких проволочек. Пускай теперь наместник Лантли думает, как прокормить гарнизон из восьми сотен воинов в полуголодной провинции. Это будет для него подходящим наказанием за собственную вялость и глупость, за неспособность решить проблему имеющимися силами. Пусть хоть из своих кладовых выдаёт продукты на довольствие и фураж для лошадей.

Мысли приходили и уходили, сменяя друг друга, казалось бы, без всякой связи. Почти с такой же быстротой и без видимого смысла появлялись и исчезали картинки на настенной вышивке, занимающей почти половину стены в крошечном кабинете короля Лиан-Мун.

Этот гобелен с уникальной способностью показывать всё, что происходило, происходит или произойдёт, был тем немногим, что хранило след могущественной магии древних. Возможно, изображениями можно было как-то управлять, по личному желанию заказывая то, что важно знать, но Его Величество не умел этого, хоть и перепробовал все магические способы и приёмы от заклинаний до открытых просьб и мысленных приказов.

Цветные яркие нити, нисколько не поблекшие за прошедшие сотни и сотни лет, казалось, живой водой струились непрерывно, образуя всякий раз новые картинки.

Так при мысли о Риддерском восстании, вышивка отобразила мрачную безрадостную картинку с крестами и висельниками вдоль просёлочной дороги, тучи ворон, грязные колеи, наполненные дождевой водой, и над всем – затянутое тучами небо с тусклым бледно-жёлтым солнцем.

О том, что восстание подавлено, Его Величество знал ещё до появления посыльного от Гаррэта, начальника королевской Гвардии. Видел саму казнь во всех подробностях, даже видел лица зачинщиков и участников мятежа. Он очень многое знал, не покидая при всём при этом стен своего кабинета.

Это приносило многие удобства, но иной раз утомляло. Беспрерывная смена изображений, тысячи и тысячи незнакомых лиц, с которыми чаще всего в жизни и не встретишься никогда, – от такого любой устанет.

В дверь постучали, осторожно и даже как будто робко. Все слуги во Дворце знали, как сердится Его Величество, когда нарушают уединённый покой его аскетично обставленного кабинета.

– Да? – отозвался король, недовольно нахмурившись; в последний момент коротким движением пальцев, не прикасаясь, и мысленным приказом успел задёрнуть гобелен специальной занавеской из плотной ткани.

– К вам гость, Ваше Величество, – доложил слуга замирающим, едва слышимым голосом. – Брат Хайдел из ордена святого Микаэла…

– Так поздно? – Его Величество глаза скосил себе за спину, к слуге лицом так и не повернулся. – Уже ночь на дворе… Любое дело можно отложить до утра.

– Там книги привезли… Целых три подводы…

Его Величество помолчал, с раздумчивым видом оглаживая кончиками необыкновенно чутких пальцев бронзовую чернильницу в виде грифона.

– Пусть переносят в библиотеку, – распорядился, так и продолжая сидеть спиной к двери. – Я спущусь сейчас.