— Начало шестого, — ответил друг, выпрямившись. — ты чего не спишь?
— Проснулся. Жажда мучает, — ЧанСоб потер веки и поежился со сна. — а ты куда лётал?
— Да так… — ХенЩик подошел к нему и потер шею. — слушай, я не хотел портить тебе вечеринку… сядь, ладно?
— Что случилось-то?
— Сядь, — ХенЩик усадил его на обувную тумбочку. Вернее, прислонил к ней. — даже говорить не хочется. Тебя это не должно волновать больше. Это касается ДжеНы…
— Ах, мадам Ю? — ЧанСоб усмехнулся. — Она среди ночи вызывала тебя к себе? И как, соблазнила?
— Она в аварию попала, — быстро произнес ХенЩик. В полутемках прихожей не было видно, как побелело лицо ЧанСоба. Он чуть не рухнул с ног, но тут же налетел на друга, схватив его за грудки.
— Как попала? Когда? Что с ней? Где она? Где она?! Что с ней?! — затряс он его, рыча всё громче.
— Да успокойся! Она почти не пострадала, — товарищ с силой отлепил его от себя и прижал к стене, у которой ЧанСоб продолжал рыпаться.
— Как это произошло? Я должен её видеть! Почему она позвонила тебе? — начинал кричать парень.
— Да не она мне позвонила! — ЧанСоб хотел ещё что-то завопить, то ХенЩик тряхнул его. — Да послушай ты! Она приехала передать тебе подарок и позвонила мне. Я сразу заметил, что, по-моему, она пьяная. А на улице вон снежище какой метет. Я и сказал ей, что б ехала осторожнее. В общем, не знаю, она виновата или что, но её в столб занесло. Прибывшая на место скорая полезла в её телефон и позвонили последнему, кому звонила она. Ясно тебе? Я тут ни при чем!
ЧанСоб дрожал и бился, как рыба, выброшенная на берег, пока слушал разъяснения. В глазах темнело, душа оледенела, пока он вникал в суть, что ДжеНа жива и почти цела.
— Где она? В какой больнице? — молодой человек схватил куртку и шарф и начал напяливать их на себя, как попало. В карман сунул шапку.
— Куда ты собрался? Нам через час уже на репетицию собираться!
— Плевать! Дай мне адрес, слышишь меня? — он опять грозно схватил ХенЩика за свитер. — Я никуда не поеду, пока не увижу её! Ни на какую репетицию! Отвези меня к ней!
— ЧанСоб…
— Вези! — гаркнул он. Друг сдался, сев обуваться. — Подожди тут!
Парень забежал на кухню и кинулся к мусорной корзине. Высыпав её содержимое на пол, он быстро разгреб пустые бутылки, обертки и бумажки, схватив маленькую коробочку, не удостоенную внимания. Он развязал её и откинул крышечку в сторону. Внутри, на белой атласной подкладке, лежал золотой кулон на цепочке. ЧанСоб вытащил его из углубления и поднес к глазам. На одной стороне было выгравировано «Самому красивому», он улыбнулся этому подхалимству. С той первой встречи, что она оскорбила его, она не уставала отрицать свои слова и делать ему комплименты. ЧанСоб перевернул кулон и увидел рисунок разбитого пополам сердца с подписью «Первому». Он стиснул зубы. Когда же глаза перестанут влажнеть от чувств? Первому… ему не хотелось пытаться сосчитать мужчин ДжеНы, которые были у неё до него, но она показала ему, что сердце её заняли впервые. И его же разбили. Он. Первый.
Натянув цепочку на шею и спрятав под пуловер, ЧанСоб выбежал к ХенЩику.
— Поехали!
Постучав по двери палаты, ЧанСоб не стал ждать разрешения и тут же открыл её. ДжеНа судорожно замахала одной рукой в воздухе, разгоняя дым, а другой принялась тушить сигарету в пепельнице, придерживаемую коленками.
— Всё-всё, эта последняя, честное слово! — она посмотрела на вход и замолчала. Застыв с рукой в воздухе, она спокойно произнесла. — а, это ты…
— А Вы, мадам Ю, днище, — ответил ЧанСоб, опершись о косяк. В больничной рубашке, с пластырем на лбу и перевязанным запястьем, она была цела, жива и здорова. И, судя по образовавшимся вредным привычкам, имела тягу к удовольствиям, как всегда. Он выдохнул, будто ему объявили о помиловании перед гильотинированием.
— Что есть, то есть, — пожала она плечами, отставив на столик пепельницу с окурком. — присаживайся.
— Я ненадолго, — однако парень всё-таки взял стул и сел где-то посередине между койкой и дверью.
— ХенЩик сказал? — ДжеНа вертела белую простынку, которой была накрыта, и больно уж не вписывалась своим энергичным и деятельным видом в эти блеклые стены, в эту обстановку бережного отношения ко всему. — Я просила его не говорить.
— Я должен был знать, — отрезал ЧанСоб.
— Зачем? — хороший вопрос. Если он не хотел больше знать о ней, то зачем ему было знать о её состоянии?
— Хочется сказать «но мы же всё-таки не чужие люди», — усмехнулся парень. — но по-моему звучит по-идиотски.
— Ты прав, — женщина взбила подушку за спиной и облокотилась на неё. — ведь ты решил стать мне чужим.
— Болит что-нибудь? — не стал он реагировать на её замечание. Пусть она и в полном порядке, всё же не хотелось начинать ругаться в таком месте.
— Да, вот тут, — ДжеНа приложила руку к сердцу. ЧанСоб снова сделал вид, что не замечает её намеков.
— Сильно разбились?