Когда мама умерла…

Плакать ей не хотелось, однако в душе она чувствовала какую-то странную пустоту и отрешённость от всего вокруг. Звуки игрового зала, возня, голоса ребят и воспитателей казались ей какими-то «уплощенными», словно бы они доносились из динамика их старенького радиоприемника. В голове у Альки тихо, словно на цыпочках, расхаживали разные мысли, как будто бы они теперь жили в алькииной голове сами по себе, и Алька лишь могла теперь за ними спокойно наблюдать, но никак не могла больше влиять на их ход.

«Ма-ма-у-мер-ла… Хм, странно. Разве мамы умирают?» — удивился кто-то в Алькиной голове.

«Да, ну… Нет, конечно же! — ответил первому кто-то другой. — Это просто так говорится…», — и Алька догадалась, почувствовала инстинктивно, как этот другой многозначительно подмигнул первому…

Вообще, Алька уже давно с мамой не жила. Ну, то есть Алька вроде как и вовсе никогда не жила со своей мамой. Так уж получилось. Родившаяся в мае 1993 года, Алина оказалась принадлежавшей тому поколению, которое в течение всего своего детства свою страну помнило лишь как страну торжествующей разрухи. Сколько их, таких «алин» по стране тогда ютились, где кому придётся, неприкаянными? Сначала Алька, сколько она себя помнит, жила со своей бабушкой Нюрой. В том же поселке, что и мама, но на другой улице. Затем, когда бабушка заболела, и её положили в больницу, Альку отправили в город, в областной центр, и оставили жить в приюте для детей. Точнее, Альке предложили было пожить с мамой, но Алька отказалась: хватит, не надо, уже как-то раз пожила — больше не хочу.

Бабушка всегда говорила Альке, что Алькина мама хорошая, но просто очень добрая и мягкохарактерная, вот её и используют все кому не лень: кому выпить хочется или ещё чего… Алька пропускала обычно эти бабушкины замечания мимо ушей. А своего папу Алька не видела никогда.

Алькина бабушка где-то через месяц умерла. Альке тогда было девять лет. И вот уже почти два года прошло с тех пор, как Алька так и осталась жить здесь, в приюте, вместе с другими ребятами и вместе с воспитателями. И теперь вот… эта дурацкая телеграмма.

Алька насупилась.

«Ну, что мне за дело до того? Ну, умерла, так умерла…» — пронеслось в её голове, и тут же предательский комок подступил к её горлу. Алька уткнулась бровями себе в коленки и разрыдалась, то тихо и жалобно поскуливая, то вдруг всхрюкивая поросёнком… Через некоторое время Алька успокоилась. От этих внезапных слёз почему-то облегчения не наступило, и где-то внутри кто-то упорно и настойчиво продолжал скрести ноготками по внутренней стороне грудины; в животе по кишкам словно бы сновали туда-сюда сотни муравьёв, слегка кружилась голова, и Алька чувствовала, что от этого всего её подташнивает.

— Аличка, уже ночь, и все ребята давно уже улеглись по кроватям и уснули, — услышала она невдалеке от себя заботливый голос Татьяны Николаевны, второй воспитательницы, дежурившей сегодня в приюте вместе с Анной Константиновной. — Пойдём спатки, малыш, пойдём… Утро вечера мудренее…

Алька молча и покорно спустила ноги с тумбы, встала и понуро поплелась мимо Татьяны Николаевны в общий зал. Татьяна Николаевна пошла следом, несколько держась поодаль, так, словно бы она боялась как-либо Альку задеть. У входа в зал, прислонившись плечом к косяку, стояла Анна Константиновна.

— Кушать будешь? — спросила она Альку.

— Нет, спасибо, — прозвучал в ответ Алькин басок, словно бы Алька была простужена, и у неё опухло горло. — Меня тошнит. Я пойду спать.

И Алина ушла в спальню.

Утро следующего дня оказалось ясным и солнечным. Через окно солнечный свет толстыми лучами пронизывал спальню. Было слышно, как за окном по подоконнику стучат капельки воды, падающие с подтаявших на солнце сосулек, а во дворе радостно чирикают воробьи.

Дети, разбуженные воспитателями, деловито потягиваясь, одевались и заправляли свои постели. Все вроде бы происходило так, как обычно. Только вот вели девочки себя несколько более тихо, и вообще как будто бы они старались Альку не замечать, ну, то есть не трогать, лишь время от времени бросая на неё настороженные и вопросительные взгляды.

Альке было безразлично. Вообще-то она с остальными девчонками нормально сдружилась за эти уже почти два года, которые прожила в приюте. Но сейчас ей почему-то было всё безразлично.

Позавтракали.

После завтрака к Альке подошла Настя, девочка Алькиного возраста, но выглядевшая несколько старше Альки. Алька и Настя считались подругами, и Настя как бы даже опекала Алину.

— Поможешь мне? — спросила Настя у Альки. — Я тут кое-что придумала смастерить. Вместе удобнее будет. Поможешь?

— Пойдём… — ответила Алина и глубоко вздохнула.

Девочки подошли к столику, на котором уже были разложены нитки, клей, ножницы, кусочки ткани, блёски и прочая мелочёвка.

— У меня ведь тоже мама умерла… — сказала Настя, — и папа тоже…

Алька удивлённо посмотрела на Настю. Настя никогда прежде не рассказывала о своих родителях. А Алька не расспрашивала её. Как-то просто повода не было.