Когда мертвые оживут

Муж Лоры, тот еще сукин сын по имени Джерри, оставил ее около года назад после пятнадцати лет брака. Кажется, у него целых три года была связь с сослуживицей намного моложе его, а Лора ничего и не подозревала. Вот какая доверчивая и преданная у нее душа. Она очень страдала после развода — мы все об этом знали, — но в студии всегда оставалась безупречным профессионалом и бывала неизменно приветлива и доброжелательна. Тем не менее, когда у нее выпадало свободное время — не звонили телефоны, не нужно было регистрировать бумаги, не заявлялись группы туристов, ни у кого из диджеев не случалось нервного срыва, — многие из нас стали замечать в ней… признаки депрессии. Если Лора не была занята делами, тяжелые воспоминания как будто пользовались этим, находили себе путь к ее сердцу разбивали его снова и снова. И мы все здесь, на радиостанции, были очень обеспокоены. Как-то вечером, после эфира, я пригласил ее выпить по чашечке кофе. Я все сделал для того, чтобы Лора не вообразила, будто я приглашаю ее на свидание, — нет, просто два друга решили попить кофе и, возможно, съесть что-нибудь сладкое.

Надо сказать, Лора всегда, когда общалась с кем бы то ни было вне работы, вела себя невероятно скромно. И пока мы пили кофе, она смотрела больше на свои сложенные на коленях руки, нежели на меня. Ее голос всегда был таким… тихим и печальным. Даже когда она жила вместе с Джерри, в голосе присутствовали те же грустные нотки. Но вот на работе — совсем другое дело. На работе Лора всегда говорила четко и уверенно. Порой мне даже казалось, что только на работе она и живет по-настоящему.

В тот вечер я ей прямо так и сказал. Было это… примерно через восемь месяцев после ее развода, верно? И тогда, в первый раз за весь вечер, Лора посмотрела мне прямо в глаза и сказала так. «Дэвид, ты абсолютно прав. Я люблю работу на радио. Ни на что другое я в своей жизни не могла так положиться, как на эту профессию и этих людей. Для меня сейчас это очень важно».

Затем дела некоторое время шли намного лучше. Буквально перед тем, как все началось, Лора взяла двухнедельный отпуск. В наступившей после паники суматохе, в условиях военного положения — как вы, наверное, помните, введение военного положения практически ни к чему хорошему не привело, — никто не подумал позвонить Лоре и узнать, все ли с ней в порядке. Она предупредила, что поедет в Мэн навестить сестру, и, полагаю, большинство из нас решило, что она успела добраться до сестры прежде, чем начался этот кошмар.

А два дня назад Лора снова появилась на работе. Через окно дикторской кабины я вижу, что она сидит за своим столом. На ней надето одно из любимых платьев, а на руках — маникюр. Возможно, она успела его сделать еще до Великого Пробуждения, но мне отсюда кажется, что лак свежий, и Лора нанесла его перед тем, как появиться на работе. И еще должен добавить: она приехала в студию на машине. Помню, как я обрадовался, когда увидел едущую по улице машину, — это означало, что здесь есть еще кто-то живой и он решил проверить, как я тут вообще.

Я очень хорошо ее вижу: она сидит на своем обычном месте. Примерно треть головы у нее отсутствует. Догадываюсь, что Лора воспользовалась или дробовиком, или пистолетом, стреляющим пулями со срезанной головкой. Вероятно, эта прекрасная милая женщина, которая была всегда такой скромной с другими людьми, страдала чертовски сильно, намного сильнее, нежели мы могли предположить. Вероятно, она вернулась сюда, потому что радиостанция, работа, место за столом… это единственное, что у нее осталось в жизни. Если бы только я был к ней добрее. Ну почему я тогда так уверенно решил, что наша беседа за чашкой кофе поможет Лоре, — и в итоге оставил ее наедине с ее болью, и та взяла верх. Вот если бы… Господи!.. Если бы я сказал Лоре, что она уже не будет такой хорошенькой, если сбросит вес. Если бы… черт! Одну минуточку.

Так. Прошу прощения. Дожил, мать его, до сорока трех лет, а плачу, будто младенец, которому не дают чертову бутылочку. Я просто теряю рассудок, народ. Просто теряю рассудок! Потому что, когда я смотрю на Лору, сидящую за своим столом, вспоминаю Сару Грант, идущую к дому родителей, понимаю, как много мертвецов смогли вернуться домой, пешком ли, за рулем машины или в чертовом автобусе… Когда я думаю о том, как они нас узнают, как вспоминают нас… Видите ли, Лора обязательно каждую неделю приносила в студию шоколадное печенье собственного изготовления. Никто не готовил такого вкусного печенья, как Лора. То есть буквально никто! Она всегда заворачивала отдельно каждую печенюшку в вощеную бумагу, клала их на поднос, накрывала фольгой, а сверху завязывала красивый праздничный бантик.