Когда мертвые заговорят

– Так и будет, Кая, – вновь пообещал он, поцеловав меня в волосы. – Но ты все же подумай… у меня есть большой кусок лимонного пирога. Еще несколько десятков пирожных. И печенье в виде головы Кисы-Мисы… Он пренебрег моим талантом, но, думаю, ты его оценишь!

Но я уже ничего не могла оценить и ничего не могла попробовать.

В руках Ноя я наконец-то ощутила то тепло и спокойствие, которого так долго ждала. В стекло продолжали ударяться снежинки, Ной продолжал гладить мои волосы. Он перестал говорить о еде и принялся напевать свою любимую песню о солнышке.

– Я люблю тебя, Кая Айрленд…

А затем он перестал петь. Я перестала дышать и обмякла в его руках. И все затихло в последний раз. Дом сто одиннадцать на улице Красные Розы, что в Коридоре Страха, разом лишился всех призрачных постояльцев.

* * *

10 лет спустя

29 сентября

Кладбище было пустынным. Осенний свет лился сквозь кроны деревьев на ухоженную лужайку с могилами, расположенными на одинаковом расстоянии друг от друга, играл зайчиками на солнечных очках Киры, которые она надела на голову как ободок.

Они с Аспеном сидели на скамейке под одним из деревьев, которое росло рядом с четырьмя могилами. Укрывшись в его тени, Кира провела прохладной рукой по шее и, опустив голову на плечо Аспену, сказала:

– Даже не представляю ее тридцатилетней.

Аспен хмыкнул, окинув взглядом каждую из четырех могил и остановившись на самой крайней:

Кая Айрленд

29.09.1996–26.12.2016

Горячо любимая сестра, дочь, подруга.

Покойся с миром. Смерть завершает жизнь,

но не отношения.

– Думаю, даже в тридцать она была бы все такой же.

Кира иронично ухмыльнулась:

– Да уж, непременно.

На минуту они оба погрузились в умиротворенное молчание. Затем Кира задумчиво произнесла:

– Она была скупым на эмоции человеком… но желаний у нее было предостаточно…

Аспен усмехнулся, едва сдержавшись, чтобы не потянуться к заветному списку в кармане штанов. Он потер подбородок, заросший щетиной, а затем повернул голову и покосился на макушку Киры:

– А ты не хочешь побывать на Аляске? Я слышал, там очень красиво. Бесподобно красиво.

Кира медленно выпрямилась и внимательно посмотрела на Аспена, будто проверяя, серьезен ли он. Но он был серьезен, она даже могла не проверять. Когда живешь с человеком много лет под одной крышей, тебе уже не нужно смотреть на него, чтобы прочесть мысли. Даже можно в глаза не смотреть – все на виду. Все в прикосновениях, в тоне голоса, в дыхании.

Она увидела в его серых глазах огонь и жажду. Она понимала: даже спустя десять лет после смерти Каи их связь не ослабла. Наоборот, странная нить, тесно связывающая их души, стала лишь крепче и прочнее. Это то, что Кира едва ли могла понять.

Но несмотря на все это, она с легкостью согласилась. И он не удивился, потому что так же, как и она, научился читать. Он улыбнулся и, опираясь на ладонь между их бедрами, легонько поцеловал ее в губы.

– Нельзя же целоваться здесь! – возмутился позади них детский голос, и Аспен с Кирой обернулись. Между ними втиснулась пятилетка с такими же светлыми волосами, как у Аспена, и темными внимательными глазами, как у Киры. – Нельзя! – возмущенно повторила она, переводя взгляд с одного лица на другое.

Аспен хмыкнул и посмотрел через голову дочери на Киру. Та поджала губы, скрывая улыбку. А девочка уже забыла о поцелуе родителей и подняла голову вверх, где сквозь кроны просвечивало солнце. Девочка улыбнулась ему, потому что ей показалось, будто солнце улыбается ей в ответ. А затем резко опустила голову и, пристально посмотрев на Аспена, спросила:

– Пап, а о чем мечтают деревья?