Читаем Когда минует август полностью

Когда минует август

Девушка заметила меня, тут же изменившись в лице: веселье резко перешло в растерянность. Она меня узнала, я сразу это понял. Демонстративно переведя взгляд на свою собеседницу, девица принялась снова хохотать. Меня это только раззадорило. Я уже было собирался подойти, но меня осадил звонкий голос из микрофона:

– Дабы и господа! Мы рады приветствовать вас в нашем баре!

Зазвучали бурные овации.

– Спасибо! – со сцены вещал долговязый конферансье. – Наша культурная столица, помимо пасмурного климата, славится ещё климатом творческим! А когда как не в пятницу-развратницу (ха-ха) искусство достигает своего апогея?

Снова овации.

– Да! Именно! Мы начинаем наш «Открытый микрофон»! Все записавшиеся имеют полное право показать, на что способны! Ну а после для вас выступит группа «Яблоко рая»!

Долговязый ушёл за кулисы. На сцену вышел длинноволосый хлюпик с гитарой и, представившись, неумелым тенором начал завывать какую-то неизвестную мне нудную рок-балладу. Некоторые из публики подпевали, кто-то даже пританцовывал, но по большей части все были заняты выпивкой.

Я отчего-то уже не решался подойти к незнакомке, а только издали наблюдал за ней, без конца о чём-то хохотавшей со своей, вероятно, подружкой. Наверное, именно присутствие подружки меня и смущало; вот если бы она отлучилась попудрить носик или что-нибудь в этом роде…

Выступавшие быстро сменяли друг друга: в основном это были гитаристы, исполнявшие хиты русского рока, но также были и чтецы. В общем и целом – оригинальностью никто не блистал.

Спустя плеяду выступивших на сцену вернулся конферансье и в своей высокопарной манере гаркнул в микрофон:

– Дамы и господа! Как настроение?

Публика оживилась.

– А скажите, есть ли среди вас некий… Э-э… Антон Молодцов?

Сорокаградусный мороз пробежал по моей спине.

– Нету! – крикнул пьяный голос откуда-то из зала.

– Не может такого быть, – держал образ долговязый. – Мне тут за кулисами сообщили, что у данного субъекта есть, что сказать нам!

Я с опасением посмотрел в сторону кулис, откуда высунулся Андрюха, строго глазевший на меня. Друг размазанными жестами буквально приказывал мне выйти на сцену. Выбора у меня не оставалось. Нехотя поднявшись со стула, я дал знак ведущему и поплёлся в его сторону. Тот, увидев меня, выпалил:

– Ага, вот же он! Поприветствуем Антона Молодцова!

Публика жидко похлопала. Долговязый удалился. Ватные ноги привели меня к микрофону. Тело сковывал ледяной ступор, в голове гудело, в глазах рябило. Как назло я забыл все свои стихи и мысленно проклинал балбеса-друга, который, очевидно, записал меня на выступление без моего ведома.

Софиты слепили глаза, вопреки чему мне едва удавалось разглядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки. На секунду я поймал ощущение, будто оказался совсем один в баре: ничего, кроме меня, сцены, микрофона и софитов. Это придало мне немного уверенности, нужно было только удержаться в том состоянии. Я ещё раз посмотрел на Андрюху, что шёпотом подбодрил меня:

– Вмажь им, братан!

Я кивнул и попробовал вглядеться в публику. Свет слегка рассеялся, и я уже мог отыскать в толпе силуэт незнакомки. В её глазах зияло презрение, но в то же время она была удивлена. Я аккуратно постучал пальцем по микрофону, проверив его на звук, и, собираясь с силами, спросил у зрителей:

– Хотите, я прочту стихи?

– Нет! – пьяный голос из толпы.

Это меня покоробило. Вернулись прежние ощущения: тот же ступор, те же ватные ноги – тот же страх. Но дороги назад не было. Я, превозмогая растерянность, продолжил:

Хотите, я прочту стихи?

Не нужно? Тем же лучше!

Ведь не для вас мои грехи

Писались в стол до кучи!

Ведь не для вас поэт пылал

В своём степенном росте!

В огне поэзии он клал

Болты, шурупы, гвозди,

Отвёртки, шилья, молотки,

Стамески да отмычки

На мнение людей таких,

Как вы, скупых, типичных;