Когда мир изменился

Навстречу попадается крестьянин с нагруженным осликом, испуганно пятится, останавливается на обочине и, помявшись, для верности снимает шапку. Аэсоннэ царственно кивает ему, и тот робко улыбается в ответ, правда, улыбка получается совсем слабой и неуверенной.

Они у подножия кроваво-красного склона, тропа расширяется, к ней примыкает сразу несколько других, вперёд бежит уже неширокая дорожка, становясь деревенской улицей.

Справа и слева поднимаются каменные оградки до пояса, плетни с насаженными на колья глиняными кувшинами. Белёные стены домов и сараев, хлевов, амбаров; густо поднимаются колючие живые изгороди.

Собаки и кошки поспешно удирают со всех ног, псы жалобно подвывают, коты взлетают вверх по стволам деревьев, яростно шипя с безопасного, как им кажется, расстояния. Аэсоннэ лукаво улыбается, и какая-то особо впечатлительная кошка чуть не падает с ветки.

Люди останавливаются, бросают свои дела, глазеют им вслед.

Светит яркое и тёплое солнце, однако Фесс зябко кутается в плотный чёрный плащ. Аэсоннэ же, несмотря на кожаную курточку, похоже, жару вообще не ощущает, ей главное – чтобы смотрелось сногсшибательно.

Они достигают деревенской площади. Здесь небольшой аккуратный храм со всё теми же белёными стенами, черепичной крышей и невысокой квадратной башенкой колокольни, над коричневыми дверьми – потемневший от времени простой крест.

Напротив него – траттория, оттуда вкусно пахнет печёным и жареным, крестьяне сгружают с двух осликов какие-то мешки и корзины.

– Эй, добрый синьор! – окликает Фесса добродушного вида пузатый трактирщик с красноватым округлым лицом, носом картошкой и самое меньшее тремя подбородками. – И ты, прекрасная синьорина! Куда путь держите, отчего ко мне не заходите? Траттория «У Фабьо» знаменита на всю провинцию! Сам герцог, дай бог ему здоровья, нами не брезгует! Заходите, заходите; куда б ни направлялись, туда ещё успеете! А, добрый синьор? Прекрасная синьорина?

– Зайдём? – тихонько говорит Аэ, заглядывая ему в глаза.

Фесс молчит. Слишком много красок, слишком много запахов. За невысокой грядой, где высятся развалины замка, начинается спуск к морю. Там деревень уже куда меньше – шалят пираты, варварийские многовёсельные галеры бесшумными тенями возникают на рассвете, безжалостные воины в тюрбанах с кривыми мечами сходят на берег, жгут, грабят, угоняют в рабство. Рыбацкие селения приходят в упадок, люди уходят дальше в прибрежные горы, и рыба становится роскошью.

– А, синьор? Раздумываете? Зря, заходите, не пожалеете! Мои раки, в семи маслах и с семью злаками жареные, до самого Мессéна знамениты! Говорю, синьор, сам герцог Орсино их едал, едал да нахваливал! А синьорине, прекрасной, как горное утро, понравятся наши шербеты, всех вкусов, всех оттенков! Сам господин маэстро Гольдони начаровывал, а заклятия господина маэстро Гольдони – то всякий знает! – сбоя не дают!

Слишком много всего. Зрение, слух, обоняние, осязание ещё не привыкли. Их сбивает с толку богатство, яркость, многообразие.

Фесс молчит, но Аэсоннэ уже приняла решение и тянет его за полу плаща. На румяном лице трактирщика расцветает довольная улыбка, он торопливо вытирает руки об оранжевый фартук, накинутый поверх просторной белой рубахи и сероватых холщовых порток чуть ниже колена, и склоняется перед гостями, даже шаркнув ногой в сандалии по лёгкой дорожной пыли.

Они сидят в прохладе, в тени, на веранде, обращённой к площади, но прикрытой с трёх сторон деревянными решётками, густо обвитыми плющом.

Из храма торопливо выходит священник в коричневой рясе и белым крестом на груди, озабоченно глядит в их сторону, качает головой.

Аэсоннэ ослепительно улыбается ему, демонстрируя все тридцать два белейших зуба. Священник вздрагивает, торопливо осеняет себя знамением, отворачивается и рысью пылит прочь, что-то бормоча про себя.

– Маэстро Гольдони, – говорит драконица. – Он-то нам и нужен. Очень надеюсь, что он… окажется достаточно разумен и сговорчив.

– Похоже, – Фесс разлепляет губы с известным трудом, – он помогает местным…

– Как я уже сказала, он оказался достаточно хитёр, чтобы получить от дракона всё, чего хотелось, безо всякой драки. Очевидно, он и достаточно рассудителен, чтобы понимать, как важно магу его калибра поддерживать хорошие отношения с окрестными деревнями.

– Однако, – медленно говорит Фесс, – на кладбище всё равно надо будет зайти.

– Разумеется! – энергично кивает Аэ. – Костяные драконы – было бы идеально, но сейчас нам сгодятся и гончие.

– Сердце дракона есть сердце дракона, – откликается некромант. – Сгодится. Даже если его нет. Пустота всё равно хранит отпечаток…

– А вот и раки! – возникает у столика радостный трактирщик. Зовут его, понятное дело, Фабьо, траттория названа его именем. – И вино. Моё собственое. Позапрошлого года, его сам герцог Орсино счёл достойным своих погребов!

Из пузатой бутылки льётся в стаканы зелёного стекла густая рубиновая жидкость. Солнечные блики дрожат на её поверхности, играют и манят.