Когда мир изменился

– Прошу. – В полу распахнулся круглый лаз, каменная крышка повернулась на скрытых петлях. Пахнуло тленом и сыростью. Отец Виллем крякнул и принялся спускать вниз крепкую лестницу.

Внизу было темно, тихо, само собой, груды костей в нишах. Проход терялся в темноте что в одну сторону, что в другую.

Некромант заставил вспыхнуть глаза черепа на своём посохе.

– Удобно, – заметил отец Виллем. – Хотя инквизиторы к тебе и за это бы прицепились.

– Не любишь ты их, патер, как я погляжу…

– Не люблю, некромаг. Святое Господне дело позорят. За что ж мне их любить-то?… Палками б каждого из них, авось поумнели бы…

Пошли. Оба враз замолчали, только едва слышно раздавались шаги по шершавому камню.

Ньес скользила рядом молчаливой тенью. Здесь, в подземельях, она вообще не раскрывала рта; мол, её работа – раны, а дотоле – ни звука.

Отец Виллем, напротив, вопросы задавал. Главным образом его интересовало, почему некромант свернул туда или сюда; патер скрупулёзно отсчитывал шаги, рисовал знаки на стенах и на собственном плане катакомб, отмечал все их повороты.

Катакомбы были запутанными, низкими, но, в общем, ничего особенного тут пока не обнаружилось. Пару раз спугнули некие подозрительные компании, надо полагать – контрабандистов, избегавших уплаты пошлин.

Фесс шёл наобум, отдавшись внутреннему чутью. Коридоры не отличались разнообразием; всё те же аккуратно сложенные кости в стенных нишах, всё те же сводчатые потолки. Ньес держалась молодцом, шагала невозмутимо, не обращая внимания на таращившиеся черепа.

– И сколько мы так бродить намерены? – ворчал отец Виллем, делая пометку за пометкой. – Ни системы, ни плана!

– У меня была мысль попросить у его милости два десятка дружинников посообразительнее. Но по здравом размышлении решил, что мы и сами справимся. Тем более что мы приближаемся. Верно, Ньес?

– Верно, – неожиданно кивнула та. – Я тоже чую зло. Боль, кровь и смерть – ничего нового. Всё тот же арсенал тёмных.

– Я сам из тёмных, – возразил некромант, однако встретил только небрежный взмах руки:

– Да какой же ты тёмный, сударь некромаг. Небось, если придётся настоящее жертвоприношение совершить, собой уж скорее пожертвуешь. Собой, а не другими. А вот истинный тёмный – всегда и только другими. Ибо он для самого себя – высшая и непреходящая ценность. Видела я этих тёмных, во всех видах – и гордых, самодовольных, и валяющихся с выпущенными кишками, умолявших «Ньес, спаси!»

– Надеюсь, синьорина позволила им отойти в мир иной… – проворчал отец Виллем.

– Нет, падре. Для меня нет светлых и тёмных, есть только пациенты, нуждающиеся в помощи.

– Близорукая позиция! – поднял палец монах. – Канонически и богословски, я бы сказал, очень близорукая! Оппортунистская! Мол, нет ни правых, ни виноватых, ни праведников, ни грешников, а есть только абстрактные «страждущие»!.. Внеканоническая позиция, как есть внеканоническая!.. Антицерковную линию проводите, синьорина!.. В уклон всепрощенчества впадаете!..

Похоже, отцу Виллему удалось наконец-то взобраться на любимого конька.

– Тихо, тихо, патер, – поспешил некромант. – Только споров о добре и зле нам сейчас не хватало. А также рассуждений о каких-то там «линиях».

– Никогда не упускай случая привести в ограду овцу заблудшую, – заспорил отец Виллем, однако тут Ньес заставила всех умолкнуть, вскинув руку:

– Слышите запах?… Кровь. И свежая.

Поворот, поворот и теперь уже некромант замер перед наглухо запертой дверью.

– Ну и ну, – только и выдал отец Виллем. – Наш таинственный лич не нашёл ничего лучше, как поставить тут дубовые створки? Хорошо ещё табличку не повесил, мол, логово моё искать тут.

– Ничего странного, – заметила Ньес. – Я из Армере, падре, и по катакомбам с сёстрами-свидетельницами походила в своё время немало; в более старых частях таких дверей хватает. Нам просто случайно не попадались.

– Тогда открываем, – нетерпеливо бросил монах. – Очень хотелось бы тебе верить, целительница.

…С наложенными на дверь отпорными чарами пришлось повозиться. Налагал мастер; иных ходов не постеснялись бы и маги Долины; однако и это не помогло, дверь вспыхнула ярким огнём и тут же распалась чёрным пеплом.

Некромант наклонил посох, из глазниц черепа ударили яркие лучи.

Когда-то здесь, видать, что-то делали с покойниками, возможно, как раз освобождали от плоти, оставляя только черепа и кости. От тех времён, не иначе, остались здоровенные столы, кои так и тянуло назвать «разделочными». Тёмные, почти чёрные, на толстенных ножках. Теперь тут было расставлено магическое оборудование, а пол весь исчерчен тёмно-багровыми линиями, окружёнными ареалами копоти. В колбах и ретортах оставались жидкости, от коричневого до чёрного; горелки погашены словно только что.

– Ну, вот и нашли, – проговорила Ньес. – Что дальше?

…Дальше они долго и упорно ползали по заклинательному покою. Монах вполголоса бормотал молитвы и в конце каждой Фесс ощущал короткий болезненный укол силы. Ньес, как ни странно, взялась помогать отцу Виллему, поднимала с пола то один обломок, то другой:

– Так? А если этак?…