Когда молчит совесть

Руки Алагёз неподвижно замерли на клавишах, стоны матери не на шутку испугали ее.

- Где пожар, мама? - дрожащим голосом спросила она.

Испуганный голос дочери заставил Мархамат опомниться.

Она резко повернулась к ней.

- Здесь пожар! - двумя руками схватила себя за ворот, разорвала его. Тут горит, понимаешь! Ты, ты превращаешь меня в пепел!

- Что я сделала, мама, чем виновата? - расплакалась Алагёз.

"Нельзя ее волновать, она больная..." - подумала Мархамат, но не могла совладать с обуревавшими ее чувствами.

- Разве такой должна быть девушка в твоем возрасте? Погляди на других! Парни за ними, как преданные псы, таскаются, девушки у них на головах орехи колют! А ты?! Мямля, разиня! Увидишь молодого человека, дрожишь, как цыпленок под дождем! Каждый день я учу тебя, как должна вести себя.

Все словно с гуся вода! Если умру, как станешь жить на свете, ума не приложу! - Мархамат тяжело перевела дыхание. - Что мне с тобой делать? В отца пошла. У них в роду все такие. Ни хитрости, ни ловкости! Только и знаете - честность, приличие. Кому это нужно? Да будь твой отец другим, сейчас бы самые высокие посты занимал! Ты его дочь! Моим молоком вскормлена, а ни чего от меня не взяла... Ох, горе мне, таю, как соляная гора. Из-за вас! Таю... О аллах, пошли мне конец...

Алагёз громко зарыдала.

- Не могу я, мама, - сквозь слезы повторяла она. - Что мне делать, не могу...

Слезы дочери, ее горькие слова точно холодной водой окатили Мархамат. В первый раз девочка говорила с ней так откровенно. Сколько раз пыталась Мархамат завести разговор о любви, замужестве. Алагёз отмалчивалась. С тревогой думала Мархамат: а вдруг проклятая болезнь убила в ней потребность любви? Тайно от всех она советовалась с психиатрами. Нынешним летом тревога ее вспыхнула с новой силой. Каждый день заговаривала она с дочерью о Вугаре, расхваливала его красоту, ум, талант. Ничего не помогало, - Алагёз, казалось, не слушала ее. И вдруг это жалобное признание! Как ни странно, оно обрадовало Мархамат. Не означает ли оно, что дочь ее любит Вугара? Она подошла к Алагёз, обняла, села рядом.

- Бедняжка моя! О, если бы ты следовала моим советам, любого парня приворожила бы! И тогда твоя мать не знала бы горя!

А про себя подумала: "Довольно с ним церемониться! Зажму в кулак очутится в кулаке, разожму - останется на ладони!"

Она поднялась и прошлась по комнате. "Пришло время показать ему нашу силу! Пора брать быка за рога!"

- Не плачь, доченька, - говорила она, прижимая к себе Алагёз, - все будет хорошо. Еще дышит твоя мать, а это значит, что добудет она для тебя счастье.

* * *

Когда наконец появились Шойла и Зия, Мархамат встретила их спокойно. Как корабль после бури ищет приюта в тихой бухте, так Мархамат бросила якорь в глубоком мягком кресле.

- Где пожар, тетя? - с недоумением спросил Зия, опасливо оглядываясь.

Мархамат величественно молчала. Ее молчание испугало Шойлу.

- Тетя, родная, чем вы так расстроены? - Она взглянула на заплаканную Алагёз, сидевшую у пианино. - Что с ней? Девочка плакала?

Приподняв тяжелые веки, Мархамат заговорила. Глухо, словно со дна колодца, звучал ее голос:

- Заплачешь, если не жизнь у нее, а ненастье.

- Уж не заболела ли снова? - не унималась Шойла, искренне встревоженная происходящим.

Зия оказался догадливее жены, сразу сообразил, в чем дело, и, взяв стул, спокойно уселся напротив мрачно молчавшей Мархамат, кивком головы пригласив жену последовать его примеру.

- Хи-хи-хи... Кто-то взвинтил ваши нервы, тетушка, не так ли? Зачем кричать "караул", когда все спокойно. Какой пожар? Зачем пугать людей?

С трудом оторвав голову от высокой спинки кресла, Мархамат покачала головой.

- Ты сын счастливого отца! Или не понимаешь? Пусть дом мой дотла сгорит, я бы не охнула! - Она сжала кулак и, как молотом по наковальне, ударила им по своей груди. - Здесь у меня пожар, здесь, понимаешь?

- В твоей власти погасить его! - осклабился Зия.

Мархамат с ненавистью покосилась на него.

- В чем она, моя власть?

- Прежде всего надо держаться гордо и независимо. Не бушевать из-за всякой ерунды, как горная река!

- А ты, толстобрюхий, решил меня уму-разуму учить?!

- А брюхом-то и тебя бог не обидел, тетенька... Котомка с зерном, на бедное семейство хватит.

Как огниво высекает из камня искру, так слова Зия зажгли бешенство в душе Мархамат. Она вскочила с кресла:

- Ты еще смеешь глумиться надо мной? Кто из тебя человека сделал? Щедро за добро платишь, каналья!

Черепаха, почувствовав опасность, прячется в панцирь, и Зия Лалаев, сообразив, что перегнул палку, стремительно надел личину покорности. В гневе Мархамат могла осрамить его перед Шойлой. Пять лет женаты, а Шойла до сих пор не может смириться и, если бы не его угодливость и постоянные наставления тетки, давно развелась бы.

Зия готов был валяться в ногах Мархамат, лишь бы она замолчала.

- Простите, тетя, хотел пошутить, рассеять вашу печаль. Глуп я, верно говорите, сечь меня мало! Кто я в сравнении с вами?..

Угомонить Мархамат не так-то легко.