Когда молчит совесть

Но, как говорится, каждый подъем имеет свой спуск. По настоятельным и неоднократным требованиям передовых ученых, среди которых был и Сохраб Гюнашли, неопровержимо доказавших полную несостоятельность и некомпетентность Башира Бадирбейли в области нефтехимии, он был снят с должности директора научно-исследовательского института. На несколько лет Башир исчез. О нем ничего не было слышно, и его постепенно стали забывать. Но вот возник вопрос о широком использовании химической продукции во всех областях народного хозяйства. И снова Башир Бадирбейли выплыл на поверхность общественной жизни.

Как раз в эти дни в институте было назначено партийное собрание, посвященное очередным задачам, которые ставила страна перед нефтехимиками. Неожиданно для всех слова попросил Башир Бадирбейли. Гордо и независимо поднялся он на трибуну, крепко — с места не сдвинешь — обхватил ее руками, выпятил грудь.

— Товарищи, — громко, как призыв, прогремело в зале. — Сегодня требования партии и правительства к нам, химикам, совсем иные, чем несколько лет назад. — Он еще плотнее прижался грудью к трибуне и, чтобы придать себе значительность, поднялся на носки. — Взглянем трезво на наши дела! Как мы отвечаем требованиям современности?! — Он гневным, гордым взглядом ряд за рядом обвел присутствующих, особо задержавшись на лицах своих противников. И сам себе торжественно ответил: — Плохо! Очень плохо! Кто виноват? В чем причина? — Башир передохнул, набирая в легкие воздух, и заговорил, заговорил, не давая языку ни отдыха, ни срока. Слова звучали ровно, четко, безжизненно, словно с граммофонной пластинки. Видно, Башир не зря готовился к выступлению и заучил каждое слово.

Выступал Бадирбейли не больше, не меньше, как целый час. Он говорил о неразрывности науки и жизни, о справедливости партийных решений, о той заботе, которую Советское правительство проявляет по отношению к ученым. Клеймил приверженцев отвлеченной теории. Практика и только практика! И уж конечно не забыл помянуть своих врагов, в первую очередь Сохраба Гюнашли. Его выступление на людей простодушных и неискушенных произвело впечатление.

* * *

В лабораторию Вугар вошел хмурый и, не поздоровавшись с Нарын, направился прямо к своему столу.

— Что случилось? — встревоженно спросила она. — Вы не заболели?

— Нет, — нехотя ответил Вугар.

— Может, вас кто-нибудь обидел? — не унималась девушка.

Вугар поднял на нее грустные, рассеянные глаза:

— Не тревожьтесь, причина, право, совсем другая.

— Связана с работой?

Легким кивком Вугар подтвердил опасения Нарын, но, заметив ее испуганный взгляд, очнулся от задумчивости и вспомнил решение, принятое ночью. Стараясь держаться как можно строже и официальнее, он сказал:

— Пишите заявление и с сегодняшнего дня считайте себя в отпуске!

— Почему?

— Так надо! — Он старался не смотреть на нее. — Вы должны заниматься!

— Не хочу! — запротестовала Нарын. — Вернется Хадиджа-хала, тогда пойду в отпуск.

— Тогда может не представиться такой возможности, официально продолжал Вугар. — Осенью работы будет куда больше. Сейчас самое подходящее время.

— Вы тоже берете отпуск?

— Нет, я буду продолжать работу.

— Один? Без помощника? — Нарын заерзала на табуретке. — Что случилось, ума не приложу!

— Лабораторные работы я на время прекращаю. Опытов проведено больше чем достаточно. Мне необходимо заняться вычислением полученных результатов. Надо сравнить, уточнить, найти допущенные во время опытов просчеты, понять, чем они вызваны… В таких случаях необходимо быть одному.

Он чувствовал, что Нарын не верит ему, и вынужден был говорить откровеннее.

— Понимаете, ваше присутствие отвлекает меня, трудно собраться с мыслями! Не обижайтесь, но есть такая стадия работы, когда одиночество просто необходимо. Полное одиночество. К тому же, с тех пор как я узнал, что вы не сдали сессию, я все время чувствую себя виноватым…

«Не хочет оставаться со мной наедине», — с обидой подумала Нарын и, резким движением схватив ручку и бумагу, написала заявление. Не попрощавшись, она ушла из лаборатории.